— Хороша, чертовски хороша chica, — прищелкнув языком, произнес друг. — Горячая штучка, да?
— Возможно. Не знаю, не пробовал, — буркнул Ромка, ожидая, когда Дэн поднимется из кресла и полезет к нему с обязательными крепкими объятиями.
— Даже так? Ну, что сказать? Герой! Не зря тебе звезду дали. Такая девчонка рядом, а он холоден и непробиваем, как настоящий чекист.
— Пойдем, во дворе поговорим, — оборвал излияния друга Бес, открывая деревянную резную дверь, ведущую в небольшой садик с розами, заботливо выращенные еще матерью Бьянки. Всё семейство Ампаро трудилось в гостевом доме уже много лет.
Свет из окон лился на плиты, которыми устланы дорожки. Приятный полумрак способствовал настроению. Скоро решиться его судьба. Пара слов — и он свободен. Усевшись на удобную скамью, Роман достал сигареты из кармана брюк. Закурил, в ожидании, пока Дэн сядет рядом, начнет тот разговор, который он представляет себе второй год.
— Сигары не понравились? Мы ж на Кубе! Представь: Бьянка, такая вся из себя, берет лист табака и на бедре своем начинает его сворачивать. Традиция старая, о, как!
— Дэн! — оборвал его Ромка. — Мне сейчас твои эротические фантазии до одного места! Говори, что и как.
— Ну что, гражданин Тихомиров, позвольте поздравить вас с обретением документов. Воспитанник детского дома, родственников нет, послужной список примерно твой, но в других условиях. Новая должность инструктора в нашей родной академии, командировки редкие, в основном на Кавказ. Минус — начальство всегда рядом. Привык ты на воле и от него подальше, придется и в костюмчике походить, и в форме побегать на полигоне.
— Тихомиров, — Бес кривился, — а получше фамилию нельзя было придумать? Ты меня представляешь Тихомировым? Специально, что ли, измываются надо мной?
Дэн бессовестно и нагло засмеялся:
— Честно говоря, не представляю. Но выход есть всегда. Можешь смело жениться на Лизке и брать ее фамилию. Она ж теперь Бессонова.
Под ложечкой засосало, скрутив желудок в тугой узел. Сердце пропустив несколько ударов, понеслось вскачь. Кровь зашумела в ушах. Вот то, чего он так долго ждал. Не новостей о новой должности, не разговоров о том, что его «воскресили» среди российских граждан. Лиза! Его девочка. Ждет. Взяла фамилию отчима, чтобы хоть как-то приблизиться, стать полностью его.
— Как она? — глухо спросил Роман. — Видел? Просила что-то передать?
— Да всё в порядке. Ждет, надеется и верит. Счастливая, как солнышко светится. Я аж обзавидовался, честное слово. Всегда мне нравилась, а теперь, когда она…
— Эй! — Бес сразу вскинулся.
Темнота скрывала выражения лица, но Дэн без сомнения понял, что на нем застыла поистине сатанинская ухмылка и угроза в глазах. Всегда друг зверел, когда хоть кто-то заводил разговор о том, какая Лизка красавица.
— Еще раз о Лизке такое от тебя услышу — убью. Дэн, последнее предупреждение я тебе делал еще давно, помнишь?
— Бес, ты меня умиляешь. Собственник хренов, — друг нагло ухмыльнулся. — Да не нужен ей никто, кроме тебя, ненаглядного, сейчас, так особенно. Видел бы ты, как она с малышом возится…
— С кем?! — Ромка напрягся, понимая, что Дэн упорно скрывает от него нечто важное, и осекся, явно проболтавшись.
— Со щенком. Взяла себе немецкую овчарку, назвала Цейс. Теперь во дворе гуляет, детвора за ней бегает, вот и с мальчишкой одним его выгуливают. Так что, вали-ка ты домой, заслужил. Завтра утром самолет. И паспорт, и документы я сразу привез. Я останусь здесь, бойцов воспитывать. Вроде как, теперь твой зам.
— Ну ты сильно-то не ржи, когда моих кабальеро увидишь в форме и на полосе препятствий. Зрелище эффектное. Хотя парни хорошие. Зря их не обижай. Всё равно, один хрен, воевать не пойдут. Не гоняй сильно.
— Я к вам с Лизкой на свадьбу в свидетели иду и к первенцу в крестные. Так что готовься, никого больше не зови.
— Размечтался! — ухмыльнулся Бес, ударяя в шутку друга по плечу кулаком.
На душе тепло разлилось волной, голова закружилась от предвкушения. Неужели? Лиза, дом, свадьба, дети? Всё то, что составляет такой простой и рутинный быт для других, для него — роскошь, недостижимая мечта, постоянно разлетающаяся на осколки, так и не ставшая явью.
Еще остается открытым вопрос с родителями. Надо как-то поговорить с отцом, извиниться, очень хорошо и искренне извиниться. Роману намекали несколько лет назад, в самом начале обучения, что отец активно интересовался судьбой сына после «смерти». Никогда не сомневался в интеллектуальных способностях папы. Значит, догадывается и до инфаркта Ромка его не доведет своим появлением, а вот по физиономии вмазать может. Не зря же бабушка всегда говорила: «Вот уж, Бесовская порода!», — когда замечала сходство внука и такого нелюбимого зятя. Ничего, потерпит, даже подставится. Заслужил! Но это всё потом. Главное — Лиза. Одна она.
— Будешь в Москве, отметься в управлении, пережди сутки и езжай к Лизке на дачу. Она тебя там будет ждать, — добавил Дэн.
— Спасибо, что зашел к ней. У меня сил уже нет сидеть здесь в райских кущах, на пальмы и румбу любоваться, ром хлестать, — Бес скривился, выбросил окурок под скамейку. — Лизка там, без меня, черт знает что думает, да и не могу я один. Представляешь, понял вдруг, что не железный. Хочу в постели рядом с любимой просыпаться, детей в школу отводить, на даче ремонт сделать. Без меня батя, явно, ничего не делал… Дэн, извини. Начал ныть. Видать, старею.
— Да ладно тебе раньше времени себя в пенсионеры записывать. Тебя дома ждут. Лизка и… сюрприз, — друг хмыкнул, пытаясь не засмеяться.
— Не скажешь? — вкрадчиво спросил Ромка, понимая, что веселье родилось не на пустом месте и от него скрывают нечто важное.
— Обижаешь! Я Лизе слово офицера давал.
— Теперь точно не отстану!
— В Москве еще встретимся, Бес. Тогда мне можешь уже по морде двинуть, (а тебе захочется это сделать!), но сейчас извини. Молчу, как чекист на допросе у врагов с Пиндостана. И всё будет хорошо. Раз уж выбрались из Вены, то всё, теперь можно дышать полной грудью, а не в пол силы.
— Дэн, знал бы ты, насколько прав! — Роман счастливо рассмеялся, оставил друга наедине с его мыслями, а сам отправился паковать вещи. Скоро, Лизка, совсем скоро…
Эпилог
Типовой московский двор, расположившийся посреди квадрата брежневских девятиэтажек, жил своей привычной и обыденной жизнью, ничем не выделяясь среди собратьев. Дети помладше играли в песочнице, катались с горки, крутились на каруселях. Те, кто постарше, рассекали пространство на велосипедах и скейтах. На лавочках сидели вечные старушки, оглядывая территорию в поисках новых тем для сплетен. Жирные воробьи дразнили рыжего котяру, приготовившегося к молниеносному прыжку за едой и раздражителем его кошачьего покоя.
Бес разглядывал двор, где прошло безмятежное детство. Всё по-прежнему и не так одновременно: появились парковочные зоны для автомобилей, исчезли гаражи-ракушки, за которые он вместе с дворовым кагалом бегал курить в седьмом классе. Дети также качаются на качелях. Не тех из прошлого, из полузабытых воспоминаний. Эти качели новые, не те, на которых он любил сидеть, наблюдая, как Лизка бегает за Цейсом.
На душе засвербело. Как будто он получил билет в прошлое в неведомой кассе. Теперь же не знает, что делать: то ли подняться в квартиру, поздороваться с отцом, словно он уезжал на пару дней в командировку; то ли вообще не показываться на глаза. Так привычнее, проще, уже выработался механизм — нельзя идти на поводу у тоски, сожаления, желания увидеть родных.
Роман привык заботиться о близких, старался не подставлять их под удар. Привычка, дошедшая до автоматизма. Однако сейчас щемящее чувство разъедало всё внутри подобно ржавчине, впитывалось в саму суть. Безумно хотелось стать вновь частью семьи, почувствовать себя просто сыном, которого ждут, надеются — смерть не полоснула по нему острой косой, верят в его скорейшее возвращение из пустоты и черной неизвестности.