Павлик кивнул, размазывая грязным кулаком слёзы по щекам.
— Мужчина не плачет, — произнёс отец, привлекая ребёнка к себе, — ну, почти.
— А если больно? — поинтересовался мальчик, пытаясь не реветь.
Мы с Венерой застыли. Я, потому что хоть и переживала, но видела, во мне особо не нуждаются. А вот любовнице отец жестом руки велел не приближаться.
— Ну если больно, то чуть-чуть можно. Только пойдём от девчонок подальше. Хорошо?
— А почему? — всхлипы прекратились, особенно когда папа поднял мальчика на руки.
— Пусть считают, что ты сильный и даже не ревел. Ну как? Согласен?
— Да! — детские ручонки обхватили шею отца.
Глядя, как они уходят, я не ревновала, нет. Картина была очень нежной и, наверное, правильной. Только что-то щемило в груди. Наверное, это нервы так действуют на будущих мам. Надо же! Только-только познать мужчину и сразу же забеременеть. Кому рассказать, не поверят. Ведь о современных средствах контрацепции в наше время знают все.
Вечер был вполне обычным. Разве что перед сном как всегда ко мне зашёл отец. В этот раз наш разговор не ограничился моей просьбой связаться с экипажем.
— Пап, что произошло? — я свернула свой запрос на планшете, — мне кажется или действительно есть какие-то новости по твоему делу?
— Да дело-то было, в общем, то всего на пару заседаний, — улыбнулся отец и присел в кресло. — Остальное показуха.
— Понятно. И чем эта показуха закончилась? — напускное спокойствие родителя меня не обманывало.
— Теперь я на длительном отдыхе, — улыбнулся папа, протянув длинные ноги и сцепив руки в замок, который сложил у себя на животе, — так что отосплюсь и наконец-то займусь чем-нибудь стоящим. А твои как дела? Чего изучаешь? — последовал короткий внимательный взгляд в сторону планшета.
— Думаю, как можно связаться с отцом своего ребёнка и сообщить ему столь радостную весть, — произнесла я, даже не пытаясь сосчитать сколько раз покраснела за свой недолгий монолог.
— Он хоть человек? — поинтересовался отец. И в его заинтересованном тоне я уловила настороженность. Моё сердце замерло, словно от предчувствия. Но уж если начал говорить «А», то следует продолжить «Б». Поэтому я решилась и призналась:
— Нет, он оборотень. Но очень хороший.
Никакой паузы не возникло, как и не увидела я недоумённого лица отца. Казалось, он о чём-то таком догадывался, хотя его шпионов в нашем экипаже не было. А впрочем, генерал привык держать удар и этот тоже не вызвал негативной реакции.
— Значит, оборотень, — жёстко повторил он вслух, словно выплюнул.
— Да. И я хотела бы с ним связаться. Только не знаю как. Всё-таки Холгер должен знать, что у него…
— Что ты к нему чувствуешь? — перебил меня отец.
Сто раз я задавала себе этот вопрос. В свете последних событий напускное могло наслоиться на реальные чувства. Только ведь шеатара я полюбила ещё до того момента, когда узнала о своей беременности. А значит, моё сердце тянулось к ирбису изначально.
— Люблю его, — произнесла я, глядя в глаза собственного папы, — а он меня.
Вот теперь я заметила, как отец чуть поморщился, словно слышать мои слова ему было не только крайне неприятно, а ещё и болезненно. И я не понимала его отношения к снежному барсу. А потому прямо спросила:
— Что не так? Пап, поясни! Или я должна смотреть только на землян? Но в наш развитый век это абсурд! Да и ты дома не сидишь, всё время в полётах! — возмущённо произнесла, вовремя прикусив язык.
С полётами у отца сейчас большая проблема. И ограничится ли это одним «отдыхом», я не знаю. Венера в разговоре обронила, что они перевозили какие-то сверхсекретные документы по личному распоряжению нашего императора Эда Великого. С чем это связано, непонятно. Но в наш век покорённых космических пространств и сверхскоростного интернета, подобным способом перевозки могло быть отправлено только что-то действительно важное. Оказывается, вначале нужно было доставить документы, а только после забрать меня. Елагин, узнав про ту беду, в которой мы оказались, выбрал собственного ребёнка. А уж увидев моё плачевное состояние, уверился в своей правоте. И забрав меня на борт, благополучно доставил документы в пункт назначения. Куда именно мы прилетели, не знаю. На тот момент я была в капсуле. Вот это и не понравилось правителю. Одно ясно, Эд Великий в гневе, а папа в опале.
— Пожалуйста, — теперь мой голос звучал тише. Я не находила себе места, поэтому просто подошла к креслу, на котором сидел отец.
— Хорошо, Юля, — выдохнул мужчина, а потом наклонился в мою сторону, — я скажу, от чего пытаюсь тебя оградить всё это время. Но поверь, лучше бы ты этого не знала.