Работа у меня нехитрая, но соображение требуется. Ведь взлётно-посадочная полоса – это наука целая. Мало полтора километра асфальтом выложить. Входные щиты, осевая разметка… Ночные старты… Кабеля... Подъездные пути хоть какие-нибудь, на будущее. Водостоки…
Год назад коммерсанты приходили, предлагали полосу им отдать – под дровяные склады. Три тысячи обещали. Нельзя так. А если самолёт появится? Он на склады садиться будет? На арендаторов этих?
А если беда? Вдруг начнётся война и аэродром понадобится. Прилетят сюда самолёты со спасёнными людьми. Или отсюда, с Севера, из глубины страны, будут взлетать на врага наши молнии-истребители.
Иногда, правда, чувствую, что не повезло мне. Пригожусь, только если случится беда. Хотя все врачи ведь нужны для этого. Жизни спасают, не то что я. Но лучше – для мира работать. Великая эта молитва – о мирном небе над головой, умный человек так сказал.
Страна проснётся. Полетят самолёты, большие и малые, во все стороны света. Человек должен летать.
Хотя жаль всё-таки, что на карте меня нет. Была бы хоть точка на карте... Вся страна ведь состоит из точек на карте.
Хорошо, что пристройка одна уцелела, есть крыша над головой. Вот такой населённый пункт с одним жителем. Вообще странные это слова – «населённый пункт». Как ни всматривайся – нет за этими словами человека. Какой же это пункт, если люди живут?
В пяти километрах отсюда – остатки деревни, в десяти верстах и ещё дальше, за рекой, – тоже несколько, но так, название одно. Сплошь гибнущие места… Людей жалко. Страшное дело – пустые дома. Особенно пустые окна. Ведь свет когда в окнах – тепло на душе. Издалека видно, что люди живут, не дадут друг другу пропасть. Горят огни – и лес уже не такой чёрный...
Грустно бывает и тяжело. Возишься целыми днями, уткнувшись в землю, – на небо некогда взглянуть. Но я ведь знаю, что есть над всем этим… Над заброшенными деревнями, над тайгой, над низкими тучами – есть она.
Любовь моя, авиация.
*****
– Девушка, а можно воды для ребёнка? Спасибо.
Самолёт наполнялся пассажирами. Дети бегали вдоль всего тела могучей машины, возились, баловались. В сухом прохладном воздухе, пахнущем пластмассой, висели гомон и щебет, этот неповторимый язык детей, говорливых, переполненных новыми картинками.
– А почему в бутылке вода запотелая?
– Мама, помоги нарисовать! Без тебя чудовище не получается!
– Я без спасибо машинку не дам! Смотри: это у машинки шиворот, а это – выворот. Модель называется Тойота Корова.
– Мальчик, ты куда летишь?
– Как куда? В отпуск, конечно.
– В море не заплывай далеко. Как я жить-то буду без сестрёнки?
– Я тогда тебя укусил на всякий случай.
– Ты зачем панаму набехрень надела?
– А мою морскую свинку зовут Ксюша.
– Не делай из меня сердитого! Прощи просения!
– Ты обиделся на меня? Ну то-то же...
Наконец мамы с папами растащили детей по сиденьям, те приклеились к иллюминаторам.
– Не смотри, что небо серое. Взлетим – будет голубое.
– Так не бывает!
«Сначала обеспечьте кислородной маской себя, затем – ребёнка»... Стюардессы произнесли положенные инструкции, проверили ремни безопасности.
Самолёт два раза повернул направо, проехал немного и замер. Дети притихли, взрослые потянулись за газетами и наушниками, некоторые сразу устроились подремать.
Самолёт набрал скорость, пронеслось приземистое здание аэропорта, мелькнули локаторы, деревья слились в зелёную полосу и... Отрыв от земли, чувство пустоты, внизу – прямоугольные крыши домов, ленточки дорог, зелёные и коричневые пятна, овалы и линии...
И скоро уже – проносящиеся обрывки тумана и сквозь облака, похожие на дым сражения... Спокойствие настоящей высоты.
Небо. Величественная библейская твердыня.
*****
…Вот опять зима. Снег с каждым годом будто тяжелее становится. Ничего. Только быстрее нужно работать. У нас ведь как, на Севере? В два часа – уже сумерки, в три – ночь. А вчера к темноте только четыреста метров почистил. Силы уже не те, раньше бы раскидал моментально.