Алекс Райли взглянул на свою команду. Последнее слово было за ним, как и ответственность, если что-то пойдет не так, но с тех пор, как он воевал в гражданской войне в составе интербригад, у него появилась привычка советоваться с теми, кто находился под его командованием. Так он делал меньше ошибок и, прежде всего, лучше спал по ночам.
— Что скажешь, Джек? — спросил он своего помощника.
— Подозрительно все это. Но деньги большие.
— Значит, да?
Галисиец на мгновение заколебался:
— Ну... попробуем.
Он посмотрел на молодую француженку:
— Жюли?
— Oui.
— Сесар?
— Sim.
— Марко?
Югослав даже не услышал вопроса, настолько сосредоточенно он считал свою долю на пальцах.
— Марко?
— Двести, триста, четыреста… — бормотал он сосредоточенно.
Райли закатил глаза и не стал повторять вопрос.
— Хорошо, я согласен, — сказал он, осторожно положив левую руку на пачку банкнот, как будто боясь, что она его укусит. — Надеюсь, я не пожалею об этом.
Затем он вспомнил Переса-Реверте, который все еще был рядом с ним и недоверчиво смотрел на происходящее.
— Я говорил вам, — сказал Райли гордо, едва сдерживая улыбку, — в конце концов что-то всегда всплывает.
Моряк в форме еще раз поднял бокал и многозначительно произнес:
— Так говорил и капитан «Титаника».
2
Роскошное казино в Картахене было островом изобилия в море уныния.
Алекс Райли изумленно огляделся, думая, что не может быть большего контраста между подвалом, в котором он только что был, и этим зданием, украшенном триановской плиткой, венской мебелью и чешскими хрустальными люстрами.
Они находились менее чем в двухстах метрах друг от друга, но невидимая и непреодолимая стена между победителями и проигравшими отделяла их с момента окончания гражданской войны. Братоубийственная война, которая, даже закончившись почти два года назад, продолжала уносить сотни жертв ежегодно в этом городе, где любой, кого подозревали в сотрудничестве или просто сочувствии республиканской стороне, был заключен в военную тюрьму или препровожден прямо на печально известный стадион «Арсенал».
Но что действительно беспокоило капитана «Пингаррона», так это то, что значительная часть посетителей казино были франкистскими офицерами, с которыми он сражался более двух лет.
Если кто-нибудь из этих армейцев заподозрит, что он был бойцом батальона Линкольна, то в мгновение ока он окажется со связанными за спиной руками, докуривая последнюю сигарету на глазах у расстрельной команды.
Хотя он пытался казаться равнодушным, следуя за Палермо во внутреннюю комнату, все сигналы тревоги и сирены в его голове посылали отчаянные предупреждения об опасности, как на судне, идущем ко дну.
Это определенно была хорошая идея, думал он, оглядываясь по сторонам, — отправить команду на обед в ближайшую таверну. Если одно его присутствие уже вызывало подозрительные взгляды среди праздных армейцев, собравшихся небольшими компаниями вокруг столов, то ему даже не хотелось думать, что означало появиться там всем вместе.
— Не похоже, что здесь дефицит снабжения, а? — тихо спросил его Палермо, следуя впереди капитана.
— Зачем мы пришли сюда? — спросил Райли, стараясь не показывать растущее беспокойство.
— Здесь хорошо кормят, — сказал гибралтарец.
— Прекрати водить меня за нос, — прошипел Райли.
Николас Палермо остановился, и его жест внезапно приобрел серьезность:
— Необходимо встретиться кое с кем.
— Я пришел не для того, чтобы заводить друзей, — ответил Алекс.
Гибралтарец невесело улыбнулся.
— Их и не будет, уверяю тебя, — ответил он без дальнейших объяснений и продолжил движение.
Алекс Райли на мгновение заколебался, но в итоге неохотно последовал за ним.
Ему совсем не по душе была эта ситуация — ни это место, ни окружение солдафонов, которые без колебаний расстреляли бы его. А больше всего ему не нравился этот парень с глазами далматинца и с нарисованным на его лице словом «предательство».
Пройдя через двор казино, они поднялись по аристократической мраморной лестнице на второй этаж, где Палермо остановился перед двойной деревянной дверью, в которую он постучал костяшками пальцев.
Мгновенно из двери вышел человек в костюме, по виду бывший боксер. Он бросил на Палермо вопрошающий взгляд и подозрительный — на капитана.
— Сеньор Марч ждет нас, — бросил ему гибралтарец.
Сердце Райли ёкнуло от этого имени. Он и не предполагал, с кем ему предстояло встретиться.