— Поехали, — сказал Збарский. — Я-то не подозреваю тебя в том, в чем другие, но она все-таки сестра Савельева — вот и пища для трепачей. Ну, поедем?
Вернется Катков или не вернется — все равно надо играть.
Савельев отказался от ужина.
Сестра знала, что это означает: новая неудача еще более обнажила — и теперь слишком отчетливо — ту драму, какую «Звезде» пришлось пережить прошлой осенью. Предчувствуя, что может произойти, на какой шаг может пойти Савельев в этом критическом положении, Ирина считала себя обязанной вмешаться, хотя и заботилась вовсе не о футболе.
Сколько она себя помнила, все вынуждало ее уживаться с этим футболом, и не только потому что старший брат был довольно известным игроком и стал еще более известным тренером. Чувство, которое пришло к ней, восемнадцатилетней, и которое она не задумываясь посчитала любовью, тоже приблизило ее к футболу. Сергею Каткову исполнилось двадцать два, когда они познакомились на первом курсе политехнического. После нескольких, казалось бы, случайных встреч вдруг выяснилось, что он играет в одной команде с ее братом. Даже теперь, спустя восемь лет, она вынуждена признать, что для него тогда эта новость оказалась еще более неприятной, чем для нее. Для нее неприятной лишь потому, что опять, и с неожиданной стороны, в жизнь вмешался футбол. Для него же потому, что она оказалась сестрой человека, который, будучи его партнером в игре, в обыденной жизни следовал иным, всегда противоположным, нормам. В течение всех институтских лет их общие студенческие заботы смягчали то, к чему оба относились непримиримо. В ту пору она, казалось, приучила себя смиряться с его постоянными разъездами и с бесконечными заботами о младшем брате, надеясь, что футбол и жизни Сергея не вечен.
Однако по окончании института все обострилось. В своем юном брате Сергей разглядел футболиста, который способен был достичь в спорте большего, чем удалось ему самому. Для Ирины же все это теперь безусловно означало, что футбол отнимет у нее Сергея еще на долгие годы.
Они с Сергеем так и не смогли найти»приемлемые для всех решения. С одной стороны, стоял ее брат, месяцами не здоровавшийся с Сергеем. С другой — резкий и представлявшийся ей эгоистичным Свят.
Они виделись все реже, пока не стали встречаться от случая к случаю, а в последние два года и случаев таких почти не выпадало.
Сергей вообще был скуп па слова, теперь же Ирине осталось лишь мысленно вести с ним споры, доказывать ему что-либо. Мимоходом встретив его на заводе или на футболе и перехватив его взгляд, она вдруг чувствовала, что и он ведет с ней точно такие же мысленные споры.
Матч с чемпионами Ирина смотрела по телевизору. Она понимала, что брату необходима безоговорочная победа, и если бы это зависело от нее, она пожертвовали бы всем, чтобы победа пришла. Но опять было поражение. Не просто унижавшее, а породившее тревогу: брат может вернуть Каткова, к этому нее идет. Она не думала о себе и о Каткове, теперь она думала о том, как опасен Катков для ее брата.
— В «Старте» плохо пишут о твоей команде
— Еще хуже напишут, — неожиданно оживился Савельев. — Они же не хотят понять, что смена поколений нигде не проходит без потерь.
— Смена поколений? — В других обстоятельствах Ирина рассмеялась бы, но не сегодня: брату приходится идти на попятную, а случалось это крайне редко может быть, до сих пор вообще не случалось, таков уж был у него характер. — Один какой-то Катков — это уже целое поколение? С каких пор ты ему придаешь такое значение?
— Представь — с сегодняшнего дня, — ответил Савельев.
— Но ведь он причинил тебе столько зла?
— Я ему ничего никогда не прощу. Но мне нужен его брат.
— Святослав? Ты с ума сошел, — не поверила Ирина.
— Наверно, так оно и есть. Но у меня нет другого выхода. И никто мне ничего лучшего не предложит.
Ирина считала себя обязанной предостеречь брата:
— Мальчишка полон яда. Ты не знаешь этого человека.
— Узнаю. И переделаю. Ты не сумела победить юнца и потеряла Сергея. Я уважаю твои чувства, поверь. Но жажда славы подчинит и его.
— Ты просто потерял голову. Если Свят будет играть у тебя, он тебя погубит. Не сразу, но погубит.
— У, как страшно. Не надо аналогий. Если он причинил тебе столько зла, это вовсе не значит, что он и со мной будет таким же. Только ты считаешь, что в твоем разрыве с Сергеем он виноват больше, чем вы оба.
— Причем тут это все? Как ты не понимаешь, речь идет не только о судьбе твоей команды, но и о твоей собственной судьбе? Я всю жизнь гордилась тобой. И не могу думать о себе, когда ты в беде.
— Но никакой беды не будет, — возразил Савельев, уже пожалев, что огорчил сестру. Она же горячилась:
— Это просто невозможно: снова Катков — в «Звезде». Пойми: ты будешь незаметен — опять один Катков. Другой, но все равно — Катков. А не ты.
— Ах, сестричка милая, теперь это не имеет никакого значения. Мне тебя жаль, — продолжал Савельев.
В тебе не рассудок говорит, а чувства. Я чужие чувства тоже понимаю. А твою ненависть — особенно. Она мне, может быть, даже приятна.
Он и сам этих братьев ненавидел и чистосердечно полагал, что сестра с ним солидарна. Однако что-то в его самоконтроле ослабело, мысль о предстоящих событиях, как ни странно, вдохновляла его, словно он был еще тем юношей, который трепетно ждет от завтрашнего дня ответов на все мучительные вопросы дня сегодняшнего. А сестра вспылила:
— При чем тут я? Речь идет о тебе — об одном тебе.
Спорить с ней было бессмысленно и сегодня, и вообще — так решал обычно Савельев, так решил он и в этот поздний час.
Года два спустя Соснора, к тому времени уже игравший в «Звезде», рассказывая мне о своей встрече с Сергеем после этого матча, припомнил, как Сергей объяснял ему свой уход из футбола.
«Если по форме, — говорил Сергей, — то я сам ушел. А по существу — совсем не так. Пять лет меня выбирали капитаном. Можешь представить, какое место я занимал в «Звезде», вернее, какую роль ребята отводили мне. С Савельевым мы когда-то — и не так уж давно то было — вместе играли. И оба старели, если к тридцати годам мы действительно стареем. Он почувствовал, что, в конце концов, тренером назначат того из нас, кто раньше уйдет, и он ушел раньше меня, хотя мог бы еще играть сезона два, а то и три. Потом он оказался старшим тренером «Звезды» — проработал год вторым, старшего сняли, его поставили во главе команды. Если говорить честно, то у меня и мысли никогда не возникало — тренировать: я окончил политехнический не для этого, и работу свою люблю не меньше, чем любил и люблю футбол. К тому же я согласен со Стефаном Ковачем: настоящую ценность современного футбольного тренера составляет вес его умственного багажа и образования, а не качество игрока, каким он был. И это — истина. Савельев понимал, что до тех пор, пока я в команде, он не хозяин в ней. А по его разумению тренер должен быть хозяином, собственником команды. И он вынудил меня уйти. Способов для этого в нашей футбольной жизни достаточно. Нет, я не могу его упрекнуть — он все сделал внешне пристойно…»
Сергей Катков начинал свой футбол с этого запыленного двора, втиснутого между старыми, обветшавшими домами.
В последний раз он был здесь в середине прошлой осени-после того, как впервые открыто противопоставил себя Савельеву.
Началось все, как обычно, с пустяка. В одном из матчей — ничего не решавшем — Сергей дал отличный пас на удар Минину, тот небрежно — по легкомыслию — распорядился мячом, удар не получился, но мяч от ноги защитника все-таки влетел в ворота. Ликующий Минин бросился к неудачнику и расцеловал его. Вот тогда Сергей не сдержался: его слова были оскорбительными в той же мере, в какой был оскорбительным бросок Минина к несчастному защитнику.
А сейчас мальчишки, не обращая внимания на Сергея — он ведь уже не играл в их любимой «Звезде», и у них были новые кумиры, — гоняли по двору новенький пятнистый мяч. Сергей не следил за ними, он мучительно восстанавливал в памяти все, что могло пригодиться завтра.
И, вспомнив свое последнее объяснение с Савельевым, невольно поморщился: оба тогда далеко ушли от истины, оба погрешили не только друг против друга, но и каждый против самого себя.