И тут у меня вновь зазвонил телефон.
- Лешенька,- расцвела я улыбкой, - как здорово, что ты дозвонился! У нас сеть опять рухнула. Я тебя набирала до бесконечности.
- Ты г-где? Едешь? Скоро будешь?
Встала у окна и отвернулась от доктора, который упрямо не выходил из кухни.
- Я не приеду, дорогой. Не смогу. У меня температура, мне плохо, а такси я найти не сумела. Прости.
- Ну, ты даеш-шь! Да ты меня подставила просто! Я что ребятам скажу теперь? Дома никакой жратвы нету, одна зелень, которую ты купить сказала. Двенадцать пучков. Я ее куда сейчас девать должен, петрушку всю эту твою?
- Ты что, пьяный? – дошло вдруг до меня. – То есть, ты предпочел нажраться? Чтобы я выкручивалась, как смогу? И ты же меня обвиняешь, как будто у меня зуб специально заболел, и температура поднялась тоже по моей вине? Да ты даже не спросил, как я себя чувствую, никакой помощи не предложил!
- …всю вот эту твою ботву куда я девать должен теперь? Вот, у меня чек перед глазами – восемьс-сот сорок руб-блей двадцать копеек, - нудил голос в телефоне. Да он же меня не слышит! А может, и до этого не слышал?
Выпрямила спину, глядя в окно на темный заснеженный двор, на оконное отражение Алексея Георгиевича, который не сводит с меня взгляда. Надо же, какая бестактность, нет чтобы выйти и дать поговорить, пялится стоит! Успокаиваю сбивчивое дыхание и четко проговариваю в трубку:
- Скажи, пожалуйста, еще раз, сколько ты заплатил за ботву.
Он повторил, я решительно оборвала звонок. Пока снова не пропала сеть, перевела Леше 840 рублей 20 копеек и включила режим полета на мобильнике.
11. Зайцевские розочки
Даже и не заметила, когда доктор успел выскользнуть за дверь. Он стоял в закуточке между прихожей и кухней, сосредоточенно разглядывая рисунок на обоях, потом перевел взгляд на открытую дверь в комнату, значительную часть которой занимала двуспальная кровать. И меня обожгло от осознания, что смотрит он на эту кровать не просто так – слышал тогда, как Леша про траходром говорил. И не забыл, вон, как опять усмехается уголками губ. Понял, что я рядом – и снова перевел взгляд на обои.
- Дырку не прожгите взглядом, Алексей Георгиевич, я ремонт совсем недавно закончила.
- А у вас уютно. Крохотное только все, - кивнул он одобрительно и окинул взглядом тесное помещение. – Шторки симпатичные.
- Дом очень старый, еще в пятидесятые годы строили, планировка соответствующая. Но мне хватает. Да и здесь я не так уж много времени провожу, работаю допоздна. И шторы мне эти тоже очень нравятся, это старинный рисунок. Его возродили недавно на одном из текстильных комбинатов. Называется «Зайцевские розочки», бабушка его очень любила.
- Модельер Зайцев придумал? – внезапно заинтересовался он, вскинув бровь. - Почему тогда старинный?
- Нет, не модельер, - улыбаюсь я. – И не Зайцев, а ЗайцЕвский. Морской офицер, жил лет двести назад. Стишки пописывал, барышням в альбомах розочки рисовал, бутончиками. С ними потом стали ткани выпускать. Я очень обрадовалась, когда этот лен в продаже увидела. Потом информацию в интернете искала про принт. Гляжу на шторы – и бабушку вспоминаю.
Уж не стала ему говорить, что кровать, слишком большую для этой квартирки, я купила только потому, что она была очень похожа на ту, что стояла в бабулиной спальне – с никелированными шишечками, витыми металлическими прутьями. Недешевая кровать, я на нее потратила почти всю причитавшуюся мне часть бабушкиного наследства от продажи старого дома с синими ставнями и мальвами в палисаднике.
Доктор внимательно меня слушал, наклонив голову. Я вздохнула:
- Даже не знаю, почему я вам это все рассказываю…
- Мне интересно, особенно потому, что розочки – именно зайцевские. И бабушка любимая у меня тоже была. Я вам лекарство привез. Надо таблетку прямо сейчас принять, а потом еще одну, на ночь. Вы как себя чувствуете?
- Если честно, довольно паршиво. Но зуб почти не болит, как ни странно.
- Укол действует, - удовлетворенно кивнул Алексей Георгиевич, затем немного замялся и спросил: - Оля, а можно мне чаю? Я с утра ничего не ел. А до дома еще добраться надо.
- У меня еды на целую роту, - рассеянно развожу руками. – Могу и покормить.
- Не откажусь, - доктор присел на табурет и теперь внимательно наблюдал, как запиваю водой таблетку, достаю из холодильника контейнер с салатом, ставлю на двухкомфорочную электроплиту сковородку – поджарить отбивную.
Я на Алексея Георгиевича, конечно, зла, но он со мной возится весь день, хоть мы с ним едва знакомы. А тот, которого я считала самым близким человеком, оказался таким далеким.