Выбрать главу

Муж сжал несчастную чайную ложку до побелевших костяшек.

- Дорогой, - я мягко положила ладошку на его напряженное запястье, – завтрак стынет, ешь, пожалуйста.

Кристина вытащила из кармана початую пачку жевательной резинки, демонстративно закинула в рот сразу три подушечки. Да уж, аукается мне поход в магазин!

- Как вы эту гадость едите? Я не буду, у меня чипсы есть.

Алекс со звоном отбросил ложку на стол.

- Алеша, чш-ш, - тихонько говорю я. Вроде, опомнился, держится уже спокойнее.

- Крис, что-то ты от ЗОЖ отошла далековато. Чипсы, жвачка.

- Тебе денег жалко? У меня своя карта есть, - старательно нажевывая и пуская резиновые пузыри, лыбится Кристина.

- Не жалко, для дочери мне вообще ничего не жалко. У тебя какая резинка, с натуральным сахаром или на подсластителе? Сахар способствует размножению микроорганизмов, вызывающих кариес, нарушает баланс полезных бактерий и воспаление десен, это все я сам вылечу. А у подсластителя расстройство пищеварения в побочках, и твой гастрит будет весьма благодарен, как и чипсам. Так что оплачу ФГДС в самой престижной клинике, куплю тебе самое дорогое лекарство и повяжу на него бантик, золотой.

Выдав на одном дыхании эту тираду, он подчеркнуто неторопливо потянулся за тостом и продолжил завтрак. Крис чувствовала неладное, но продолжала сидеть и жевать, а я понимала, что до мужу до взрыва осталось немного. Протянула девочке чистую кофейную чашку:

- Крис, выбрось резинку, пожалуйста. Очень прошу.

Кинув на меня беглый взгляд, она предпочла не спорить и выплюнула в чашечку белый комок с четкими отпечатками зубов.

55. Ветер над морем

Напряжение сгущалось в воздухе, грозя прорваться в любой миг. Кристина продолжала ковыряться в еде за столом, но запасы вредных перекусов у нее сходили на нет: отец рассердился и забрал карту, пообещав: «Верну, когда научишься себя вести».

Вести из Испании приходили неутешительные: телефон Деда так и был выключен, время от времени он передавал через своего юриста какие-то распоряжения для Алекса и приветы внучке. Крис молча слушала голос пожилого друга семьи, подбородок ее дрожал. После звонка девочка неизменно убегала в свою комнату, вытаскивала из клетки Пуха и сжимала его в объятиях. Кролик сопротивлялся, оставляя на ее предплечье длинные царапины. Я вздыхала и шла за аптечкой. У самой голова на разрыв: как беречь шаткую подростковую психику в сложной ситуации, не потакая прихотям при этом? Помню, какой жестокой может быть эта тоненькая девочка, как она пыталась вклиниться между мной и Алексом, по материнскому ли науськиванию, по своей ли инициативе – не важно. Главное, что она хотела разрушить наш брак, отказалась ли от этих планов? И, вместе с тем, она целиком и полностью зависит от нас с Алексом, значит, я несу за нее ответственность и перед уходящим Дедом, и перед Богом, у которого все мы на ладони, и перед своей совестью. Не знаю, как себя вести в этой ситуации, и муж, похоже, тоже.

Вечер в очередной раз обнимал Борки сумерками. Тихие улочки, новенькие клумбы, на которые я высадила многолетники и прикрыла от возвратных заморозков, скрытая за прибрежными кустами щель реки, наполненной еще талыми водами, высокая стена бора, - все выглядело каким-то новым благодаря закатному солнцу, медленно садившемуся в облака. Свет лился невероятно мягкий, как сквозь фотофильтр. Нежный и чуть печальный.

Я подошла к Алексу, он сидел на скамейке у речки и провожал солнце на ночлег.

- О чем думаешь, дорогой? – просунула руку ему под локоть.

- О конечности жизни, - тихо ответил муж. – Владимир Германович сказал, что Деду нашему осталось недолго. Неделя, полторы – самое большее.

Помолчав, я заметила:

- Надо как-то Кристину готовить. Одни похороны, вторые…

- Похорон не будет, - прикрыл глаза Алеша. – Дед завещал, чтобы без всего вот этого: слезы, проводы, поминки. После кремации его прах развеют в море, точные координаты у юристов.

- Это… жестоко, - я отвела в сторону глаза, наполнившиеся слезами. – У Кристины должна остаться светлая память о дедушке, а тут – только ветер над морем, далеко-далеко.

- Ты рассуждаешь, используя привычные понятия, опираясь на традиционные ритуалы. А Дед – он другой, понимаешь? Всегда мыслил и поступал нестандартно, без оглядки на то, понравится кому-то или нет. Поверь, он как никто заботится о Кристине, и это решение – часть его заботы.

Мы молчали, сидя в обнимку. Ветер трепал длинную челку Алекса, и он приглаживал ее привычным жестом. А наутро в бой за здоровье и спокойствие Кристины вступила «тяжелая артиллерия». Два звонка раздались практически одновременно: Только Алекс начал разговор с матерью, как мне позвонила моя «вторая свекруха».