В Лондоне он купил билеты в Тауэр, как обычный турист. Это была не башня. Когда-то это был королевский замок, ставший впоследствии главной тюрьмой, где англичане любили обезглавливать врагов государства, или короны, как они любили говорить.
Дмитрий не был посвящен в подробности того, как это делало его начальство, но они должны были пройти по определенным местам и башням. Ему следовало войти через Львиную башню, пройти через пересохший крепостной ров, миновать Байвардскую башню и свернуть налево у Ворот Изменников.
У Кровавой башни он должен был дождаться сигнала из окна – поднятой руки или взмаха платка. Потом он должен был подойти к массивному зданию эпохи Тюдоров, называемому “Домом Королевы”. Туда они с женщиной вошли вместе с другими туристами. Но когда все повернули за дворцовой стражей направо, он подошел к незаметной двери слева, откуда начиналась каменная лестница вниз.
Кэти О’Доннел все это видела. Она понимала, что от нее чего-то хотят. Но она тоже от них чего-то хотела. Эксперимент мог и подождать. Жизнь вдруг стала такой упоительной. Ей не хотелось думать о будущем. Ее волновало только нынешнее мгновение.
Она оказалась в комнате с большой кроватью и медвежьей шкурой на полу. Там было градусов на пятнадцать холоднее, чем снаружи. Дмитрий вернулся в халате и с бутылкой бренди.
Она вдруг поняла, что его вопросы были психологическим тестом. Сам он этого не знал, но она-то знала. Остальные его вопросы касались эксперимента. На тест она отвечала правду. Ей было интересно, наблюдают ли за ними. И будут ли наблюдать за интимом. Ей стало интересно, захотят ли ее наблюдатели, будут ли страдать от того, что она досталась не им. Она что-то выдумывала про эксперимент, все больше заводя русского. А потом дала понять, что если ему нужна информация, он должен постараться и развлечь ее получше. Он снял брюки. Она расхохоталась. Хотела она совсем не этого.
– А чего вы желаете, прекрасная дама?
– Того, что ты делаешь лучше всего, – сказала она.
Была уже ночь. Они пробыли здесь довольно долго.
Теперь она была уверена, что люди спрятались где-то за стенами.
– Убей одного из них, – сказала она, кивая на стену, – если хочешь меня.
В этот миг Дмитрии был готов убить шефа КГБ ради такой женщины. Но у него была привычка к дисциплине, воспитанная годами жизни при режиме, основанном на страхе. Он не знал, что за стенами в тот момент был Римо, живое воплощение любых желаний. Римо не волновало ни что Тауэр закрыт на ночь, ни что он бывал закрыт в это время на протяжении четырех веков.
– Я пройду, – сказал Римо.
Машина, полная английских военных и разведчиков, стояла неподалеку. Лорд Филлистон совершенно недвусмысленно посылал ему воздушные поцелуи. Слова его были слышны так же отчетливо, как и он сам был виден на центральном пункте. Видеокамеры, укрепленные на кронштейнах, как на американских стадионах, были расставлены по всей норманнской крепости. Американца показывала камера номер семь, установленная над старинным штандартом Плантагенетов: золото и пурпур, вздыбленный лев. Лорда Филлистона показывала первая камера.
– Нам приказано немедленно его уничтожить, – сказал кто-то за спинами людей, следивших за мониторами. Этот кто-то только что получил указания из Москвы, из КГБ. На нем были наушники.
Он получил и другой приказ, из той самой комнаты, где Анна Болейн ожидала развода с королем Генрихом VIII, разлучившего короля с его подругой, а королеву с головой.
– Дадим Дмитрию его убить, тогда эта социопатка получит свой фонтан крови, а мы – необходимую информацию, – услышал человек, стоявший позади мониторов, голос в наушниках.
– Пусть он найдет ее в “Доме Королевы”. И уберите отсюда лорда Филлистона. Нам потребуются годы, чтобы подобрать ему замену.
– Кажется, он не очень хочет расставаться с американцем, – сказал человек у монитора.
– Меня это не волнует. Уйдет, когда из американца сделают отбивную. Американец уже спускается вниз, – сказал шеф охраны КГБ человеку у монитора.
У ворот служащая Ее Величества с истинно английской выучкой сообщила Римо, что его присутствие в Тауэре в столь поздний час будет только приветствоваться.
– Со мной друзья, – сказал Римо, оглядываясь на машину. – Они тоже могут войти?