- Законный парень. Железо!
- Какое железо? При чем тут железо?
- Ну... так говорят.
- Кто "говорят"? Это же дикая бессмыслица!.. И он для тебя не "парень", а дядя Федя... Он очень хороший человек, но его манера выражаться... У тебя и так ужасный жаргон. А если ты еще от него наберешься?..
2
Антона качало и заносило. Он не знал, куда себя девать и что делать. Время остановилось, хотя часы шли. И на руке у дяди Феди, и допотопные на цепочке у тети Симы, и тумбовые в столовой, где спал Антон, и настольные в комнате папы, и электрические на углу возле универмага. Часы шли, тикали, стучали, били. Утро сменяло ночь, ночь гасила день, но время стояло. Оно окаменело. Отъезд не приближался, а отдалялся, потому что каждый час был длиннее предыдущего, дню не было конца, оранжевый блин солнца намертво прикипал к эмалевой сковородке неба, день вырастал, вспухал, растягивался в год, а неделя уходила в космическую бесконечность, где не было ни пределов, ни сроков.
Антон маялся, изнывал и томился. Иногда вдруг его пронзало опасение, что поездка не состоится, - он ужасался, впадал в отчаяние, но оно тут же таяло. У него болели скулы от улыбки, растянувшей лицо. Он мог и думать и говорить только об одном. Даже головокружительный, победоносный бег киевского "Динамо" к золотым чемпионским медалям не трогал его; фантастические голы Лобановского и Базилевича оставляли равнодушным. Он прожужжал уши тете Симе и смертельно надоел соседским ребятам. Блаженно улыбаясь, Антон снова и снова говорил им:
- А знаете, ребята...
- Знаем, - отвечали они. - Ты, Бой и дядя Федя... Вчера сообщали по телевизору. Завтра передадут по радио. И скоро с вертолетов будут сбрасывать листовки. Поехали лучше купаться, чокнутый...
Антон не обижался. Они говорили так из черной зависти. Да сейчас он и не мог обижаться. Ни на кого. Весь мир стал прекрасным и удивительным, а люди необыкновенно добрыми и хорошими. И Антон был добрым и хорошим. Он любил всех и готов был всех одарить своей радостью. Он расшибался в лепешку, чтобы помочь и угодить тете Симе. Она всегда была ничего, но только теперь Антон понял, какая у него мировая тетка. Если бы тетя Сима вывалила сейчас на него все изречения всех великих, он перенес бы и это. Но тетя Сима тоже вроде как бы слегка трёхнулась. Она непрестанно говорила об Алуште и Бахчисарае, о море и Чатыр-Даге, и Антон безропотно слушал, хотя ему нестерпимо хотелось говорить самому. О лесе и Бое, о реке, бушующей среди скал, о чащобах и звериных тропах, а прежде и больше всего - о дяде Феде...
Вот кто был на самом деле умнейший и добрейший, несравненный и необыкновенный - словом, мировейший из мировых. И как дико, бешено повезло Антону, что дядя Федя получил ордер на комнату в той же квартире на Чоколовке, куда переехали они.
Как только в новой квартире расставили мебель, все прочее имущество разложили и растыкали по углам, мама и папа уехали в очередную командировку, Антон остался с тетей Симой. Большую часть времени они проводили в кухне: там ели, чтобы не пачкать в комнате, там читали или просто разговаривали, если вечер был пустой, то есть Антону не удалось сбежать в "киношку". В один из таких пустых вечеров они сидели после ужина и разговаривали. Вернее, говорила одна тетя Сима о том, что коммунальная квартира - это все-таки плохо. Пока они одни, в квартире и чисто и тихо, потом, как переедут, - мало ли кто может переехать! - и начнется, как на прежней... В это время раздался звонок. Антон побежал в прихожую, открыл. За дверью стоял человек с чемоданом и рюкзаком...
- Разрешите? - спросил он, отвернулся и сказал кому-то в сторону: Сидеть и ждать!
Он закрыл за собой дверь, поставил чемодан.
- Давайте знакомиться. Ваш соквартирник. Зовут Федором Михайловичем. Нрав смирный, почти кроткий, хотя и не совсем ангельский. Подробности потом. Простите, сгораю от нетерпения увидеть свои апартаменты... Вот это? - Он открыл ключом дверь пустой комнаты, зажег свет и присвистнул. М-да, - сказал он. - Променять "роскошный полуизолированный полуподвал в центре гор. без уд." на эту шкатулку для лилипутов!..
Тетя Сима с плохо скрытой надеждой спросила:
- А вы женаты?
- К счастью, не успел... Но семейство у меня есть. Я не хотел вас сразу травмировать.
Он подошел к двери, отключил собачку замка и громко сказал:
- Бой, открой дверь и входи.
От резкого, сильного толчка дверь распахнулась настежь, и порог переступило невообразимо черное и огромное существо.
Антон почувствовал вдруг, что у газовой плитки чрезвычайно острый и твердый угол.
Тетя Сима попятилась, наткнулась на табуретку, машинально села и, прижав руки к груди, сказала слабым голосом:
- Что... что такое?
- Мой песик. Собачка.
- Собачка? Это... это же медведь!
- Некоторое сходство есть, но чисто физиономическое. Что же касается калибра, то черные медведи меньше, а бурые несколько крупнее. Да вы, пожалуйста, не бойтесь, личность он интеллектуальная и вполне воспитанная.
"Интеллектуальная личность" заполнила всю кухню. От носа до кончика хвоста в нем было не меньше двух метров. Густая длинная шерсть переливалась крупными волнами. Она блестела под светом лампочки, будто смазанная маслом. Могучая шея обросла пышным воротником, а грудь была так велика, что передние мощные лапы казались короткими. Длинный пушистый хвост страусовым пером свисал до бабок. Пес стоял неподвижно, подняв голову, внимательно слушал, что говорил Федор Михайлович, и поглядывал то на тетю Симу, то на Антона.
- Ну вот, Бой, - сказал Федор Михайлович. - Теперь это наши соседи. Их надо любить, они хорошие. - Кончик страусового пера слегка вильнул влево и вправо. - Иди поздоровайся с тетей.
Бой сделал два шага, слегка приподнял голову, из полуоткрытой пасти высунулся длиннющий ломоть розовой чайной колбасы и лизнул тетю Симу в щеку.
- Ох, оставьте, пожалуйста, я не люблю этих штук! - очень вежливо сказала тетя Сима.
- Отставить, Бой, этого не любят.
Бой вильнул хвостом и зевнул.
- Он не понял, почему не любят... Теперь с мальчиком. Тебя как зовут?.. Антон? Не бойся, Антон, погладь его.
Бой подошел к Антону и обнюхал. Угол плиты стал еще тверже и острее. Внутри у Антона все похолодело и опустилось куда-то вниз. Он с трудом поднял одеревенелую руку и положил Бою на холку. Руку для этого пришлось согнуть.
- Порядок, - сказал Федор Михайлович. - Теперь иди сюда, а то Антон сейчас задохнется.
Бой отошел, Антон шумно вздохнул.
- На первый взгляд он действительно несколько великоват. Но, уверяю вас, вы скоро привыкнете. И полюбите. Со своими он безукоризненный джентльмен. Как истый джентльмен, он всегда во фраке и манишке... Бой, сидеть, покажи свою манишку.
Бой сел, на груди у него оказалось крупное белое пятно. Насколько весь он был черен, настолько белой была длинная шерсть "манишки".
- Чтобы покончить с официальной частью, представляю: порода ньюфаундленд, имя - Бой. Полный титул - Бой, сын Долли Ландзеер и Рейнджера Третьего Великолепного. Что касается родословной, то такой нет у меня, наверное, у вас и во всяком случае нет у шаха иранского. Предки Боя перечислены до десятого колена, у шаха - всего два...
Бой снова зевнул.
- Тебе жалко шаха? Пускай, так ему и надо...
Антон уже дышал нормально, не чувствовал угла плиты. Первоначальный испуг перешел в восторженный столбняк.
- А лапу он дает?
- Попроси.
- Антон, умоляю тебя! - сказала тетя Сима.
- Смелей, смелей, ничего страшного не произойдет.
Антон присел и протянул руку:
- Дай лапу, Бой. Ну дай!
Бой посмотрел на него, на хозяина, отвернул голову в сторону и небрежно, вбок, поднял лапу.
- Видишь, - сказал Федор Михайлович. - Давать лапу, ходить на задних лапах - занятие для болонок и прочих шавок. Бой слишком велик и умен, чтобы это доставляло ему удовольствие. Вот если вы поссоритесь, он тебе сам протянет лапу, чтобы помириться...