Только теперь Антон почувствовал, как у него гудят ноги и что их куда легче сгибать, чем вытягивать, веки нельзя раздвинуть даже пальцами, и хотел удивиться, откуда Федор Михайлович знал заранее, что так будет, но не успел.
Все происшествия долгого дня, все радости и обиды спутались в клубок, в котором не было ни начал, ни концов, - Антон провалился в сон.
Сон оборвали грохот и ругань. Тетка Катря гремела горшками, проклинала их, мужа-лодыря, лоботрясов-постояльцев, которые вылеживаются, как баре, когда на дворе давно божий день. Несколько минут они лежали, прислушиваясь и улыбаясь.
- Вот дает! - восхищенно сказал Антон. - Мировая бабка, с такой не соскучишься! Вроде динамика на вокзале...
Тетка Катря уже не казалась ему грозной, и руготня ее нисколько не задевала.
- А и в самом деле хватит валяться, - сказал Федор Михайлович. Позавтракаем да пойдем посмотрим, какой он здесь, Сокол. Марш-марш к колодцу!
Солнце взошло, но еще не показалось из-за деревьев. Листья на кустах стали матовыми, как запотевший стакан с холодным молоком. Ветки вздрагивали и брызгали росой. Там перепархивали и наперебой свиристели неизвестные Антону пичуги, радовались утру или, может быть, спозаранку ругались, не поделив чего-то в своей коммунальной квартире.
Даже на животе кожа у Антона стала гусиной, он потянулся было за рубашкой, но, перехватив взгляд Федора Михайловича, сложил ее вместе с брюками, спрятал в рюкзак. Что, в самом деле, девчонка он, что ли? Закаляться так закаляться...
Перейдя шоссе, они вступили в смешанный лес. Бой бежал впереди. Он совершенно преобразился. Здесь не было ни поводка, ни ошейника, не было рычащих, воняющих машин и троллейбусов. Его окружали просторы, глубины и тайники, полные шорохов, потрескиваний и еще каких-то неведомых звуков. И запахи. Еле различимые струйки, потоки, водопады, лавины запахов. Незнакомых, непонятных и манящих. Он вынюхивал, перехватывал, упивался ими. То, остановившись и вытянув голову, он шевелил своими шагреневыми ноздрями и ловил доносимое еле ощутимым движением воздуха, то, почти уткнувшись носом в землю, распластывался в беге по только для него ощутимому следу. Под массивными лапами его не треснула ни одна веточка, не зашуршала хвоя. Внезапно он исчезал и, неслышный, как тень, появлялся вдруг снова.
- Великий охотник в нем пропадает, - улыбнулся Федор Михайлович.
Тропа привела к малоезженой дороге. На пригорке ее преграждал шлагбаум.
- Зачем? - удивился Антон.
- По идее, наверное, для того чтобы не ездили всякие разные личности и не безобразничали в лесу. Но, как многие другие, эта идея осуществлена наполовину. Видишь, клямка не заперта замком, а заткнута колышком. Рассчитано на такую дисциплинированность и совестливость, какие не часто встречаются. Впрочем, может, замок и вешали, а его сперли...
Лес сменила полоса лощины, за ней открылось розовое поле. Над ним стлалось негромкое монотонное гудение, будто где-то далеко-далеко шел самолет. Антон посмотрел вверх. Безоблачное небо зияло бездонной голубой пустотой.
- Что это, дядя Федя?
- Будущая гречневая каша и мед. Бродить там не советую - пчелы.
На краю поля снова рос кустарник, из него ветлы поднимали свои растрепанные макушки, еще дальше вставала громада каменного обрыва. На обрыве, озаренные солнцем, пламенели медно-красные стволы сосен.
- Вот это да! - сказал Антон и побежал.
Впереди, мотая черным факелом хвоста, мчался Бой.
Окаймленный зарослями ивняка, берег обрывался к реке. Она была переменчива и капризна, будто ее сложили из разных, совсем непохожих друг на друга рек. Прямо перед Антоном она была узенькая и мелкая. Сквозь редкую поросль аира и кувшинки виднелось илистое, а дальше песчаное дно. Выше по течению из воды торчали камни, здоровенные глыбы, а направо за мелководьем река вдруг растекалась в глубоком и широком плесе. На неподвижном зеркале его лежала опрокинутая громада розоватой скалы левого берега. В ней было не меньше тридцати метров. От самого уреза воды она поднималась отвесной стеной. А наверху пламенел стволами, шумел кронами сосновый лес.
Антон смотрел и не мог насмотреться. Как это было не похоже на приплюснутые, сожженные солнцем берега Днепра, поросшие низкорослым редким тальником. Федор Михайлович подошел, остановился рядом.
- Ну, на этот раз тебе не хочется сказать "мирово", "сила" или еще что-нибудь неандертальское? И то хорошо. Давай-ка последуем примеру Боя, а то мне скоро нужно возвращаться.
Бой уже шлепал по воде, свесив башку, что-то рассматривал на дне.
Они прошли к широкому плесу. Антон съехал по крутому откосу к воде, подпрыгнул и нырнул. Еще под водой он услышал буханье. Бой стоял над обрывом и встревожено лаял.
- Это он опасается, что утонешь и тебя придется спасать! - крикнул Федор Михайлович.
- Тонули такие, как же!
Федор Михайлович тоже нырнул. Бой залаял еще тревожнее. Хозяин появился на поверхности, не оглядываясь, поплыл к левому берегу. Бой коротко рыданул, скатился с откоса и бросился следом.
- Догоняй! - крикнул Федор Михайлович.
Боя не нужно было подгонять. Он тоненько, жалобно поскуливал и греб лапами так сильно и торопливо, что по грудь высовывался из воды.
Они доплыли до левого берега и повернули обратно. Бой плыл впереди и время от времени оглядывался на хозяина: "Ты здесь? Здесь..." Теперь он уже не спешил, над водой виднелись только шагреневые ноздри, круто поднимающийся лоб, уши не висели, а плыли по сторонам, как лопухи.
Они взобрались на откос и легли на траву. Бой встряхнулся, окатив их с ног до головы, и немедленно вывалялся в песке, всяческом древесном соре. Внезапно он вскочил и сторожко уставился на левый берег, хвост его заломился вниз. Кусты возле воды шевелились.
- Эй, кто там? - крикнул Федор Михайлович.
Кусты зашевелились сильнее, из них долетел ребячий голос:
- Дяденька, это ваша собака? Она кусается?
- Все собаки кусаются. Только одни сдуру, другие - когда нужно.
Из-за кустов показались две мальчишечьи головы.
- А нас покусает? Нам туда надо.
- Идите, не бойтесь.
Мальчишки о чем-то посовещались. Очевидно, заверение показалось им малоубедительным.
- Дяденька, она ученая?
- Ученая.
Это решило дело. Из кустов вышли двое ребят. Мальчик постарше закатал штаны и пошел по мелководью, опасливо поглядывая на Боя; малыша закатывание не спасало - он скинул свои вовсе, свернул в дудку и поднял к плечу.
Ребята перебрались на правый берег, но уйти были не в силах. Они остановились в отдалении и уставились на Боя.
- Хотите посмотреть - идите ближе, - сказал Федор Михайлович.
- А он не тронет?
- Если не будете драться и орать - не тронет. А будете - хватит за штаны. А которые голопузые - тех за это самое место...
Малыш, который, прижимая к груди сверток, остолбенело смотрел на Боя, лихорадочно развернул штаны и поспешно натянул.
- Теперь все в порядке, - засмеялся Федор Михайлович. - Тебя как зовут?
- Хома, - шепотом ответил мальчик.
- Ну, вот тебе и компания, Антон. А мне пора. - Бой вскочил. - Нет, со мной нельзя. Оставайся здесь, охраняй Антона. Понял? - Бой вильнул хвостом. - Лежать, охранять...
Бой, улегшись в позе сфинкса, провожал взглядом хозяина. Видя, что собака не смотрит на них, ребята подошли ближе. Бой поднялся - они замерли.
- Не надо их трогать, - строго сказал Антон. - Они хорошие ребята, поди познакомься.
Мальчики затаили дыхание, на лицах у них застыли гримасы восторга и ужаса. Бой подошел, обнюхал. Хома побелел и отчаянно зажмурился. Когда он решился и приоткрыл глаз, страшная черная собака уже лежала возле незнакомого пацана.