И так как он читал в «Знамени» мой литературный портрет Всеволода Вишневского и знает, что я был с ним близок, и так как сложилась дружба с Театром сатиры (Плучек поставил мою комедию «Последний парад») и возникли какие-то контакты у режиссуры и артистов со мной, и вроде бы мы все понимаем друг друга — он просит, чтобы я сделал новую редакцию «Первой Конной».
(Несколькими неделями позже этого разговора отыскал я на своей книжной полке чудом уцелевшее, не сожженное соседями по квартире в блокаде издание «Первой Конной» — соседи сжигали книги не по своей, по злой воле Гитлера, в силу необходимости, для того, чтобы обогреться, хоть чуточку обогреться! Издание 1931 года и с характерной для Вишневского дарственной надписью:
«Тов. А. Штейну — в год 1931‑й сделаем нужные вещи й в театре и вне его. Эта книга — пригодится. Вс. Вишневский. 25/I 31 г.»)
Я сказал Плучеку, что возможности делать новую редакцию «Первой Конной» не вижу.
Сказал, что занимает меня совсем иная идея, к которой возвращаюсь и в драматургии, а особенно в прозе.
Художник революции. На разных поворотах истории.
Вот что меня занимает. Вот что хочется исследовать в художественной форме.
И если делать пьесу не самого Вишневского, а о Вишневском, в которую бы вошел и автор, и его герои, пьесу-фантазию на темы Вишневского, в которых бы был и сам художник и революция, — такой замысел меня бы зажег.
Зажег этот замысел и Плучека.
Так написалась пьеса-фантазия на темы Вишневского, которая вот уже несколько лет идет на сцене Театра сатиры и ставится в других театрах.
Писалась пьеса в очень короткие сроки, для меня слишком интенсивные, позволю себе сказать, даже — фантастические.
Я написал эту пьесу в три месяца.
Обычно на пьесу уходит полтора-два года.
Три месяца.
Но точнее сказать: три месяца плюс вся жизнь.
Да, так будет точнее, потому что это пьеса — о художнике и революции, о художнике, который в плену у времени. Это пьеса о поколении, и это пьеса о моих друзьях, живущих и умерших...
Почему захотелось написать именно такую пьесу, почему я с таким азартом работал над ней и с такой увлеченностью?
Потому что мне кажется — да не кажется, я в этом глубочайше убежден, — сейчас необыкновенно важно написать о святых для революции временах, о святых людях революции, о чистоте их замыслов, надежд, целей.
Потому-то в этом спектакле — гражданская война, блокада, Испания, Отечественная война...
Спрашивали меня — почему «так много» гражданской войны по сравнению с блокадой и другими этапами жизни героя?
Потому что выбор героя во многом определил доминанту фантазии.
Хотя и не назван впрямую Вишневский в этой фантавии, во многом фигура эта «выдуманная», собирательная, хотя и со своей, неповторимой судьбой — все-таки опирается образ в главном на факты из биографии Вишневского.
А муза Вишневского — это муза гражданской войны...
То, с чем он пришел в литературу, чем завоевал театр, зрителя, читателя.
В блокаду Вишневский действовал как писатель.
Он написал пьесу «У стен Ленинграда».
В блокаду он был велик как личность, как трибун, как человек, поднимавший людей, уже умиравших, голодавших, и в эти годы — я говорил об этом на его проводах на Новодевичьем кладбище — речи его были на вооружении Ленинграда, как главные калибры больших кораблей...
Я стремился сочетать жанр патетической оратории — с исповедью, прямое обращение к зрителю — с реальными картинами войны и мира.
Вместе с тем хотелось бы, чтобы зритель как бы заглянул в духовный мир художника, его поиск, ощутил бы сложность писательского эксперимента, единство устремлений художника и революции...
Лариса Рейснер умерла своей смертью, а не сбросили ее с обрыва, как это происходит в спектакле.
Но ее, как и других героев, сбрасывают с обрыва, как сбрасывали героев Вишневского в его фильме «Мы из Кронштадта»...
Да и Лариса, ее любовь и любовь к ней Всеволода — это тоже ведь условность, фантазия на темы «Оптимистической трагедии».
И Егор Сысоев, существовавший в «Первой Конной» Вишневского, спешенный драгун — здесь условен, это тоже фантазия, в которой Сысоев в чем-то перерастает автора пьесы, его породившего, — в 1945 году, в ключевой сцене капитуляции Берлина, он мудрее самого Вишневского...
Он, Сысоев, объясняет художнику, как нужно себя вести перед лицом истории...
Тут в одной фигуре переплелись судьбы людей, с которыми художник встречался на своем пути. Солдаты войны 14‑го года. Красногвардейцы и красноармейцы. Воины Отечественной войны...
18 декабря 1933 года была премьера «Оптимистической трагедии».