Проходим над отрядом, покачиваю крыльями. Разворачиваюсь, всадники под нами останавливаются, задирают головы, машут руками. Лучше бы поторапливались.
Подходим к разгромленному лагерю.
— Ниже, Николай Дмитриевич, — наклоняется ко мне Изотов. — Ниже! Я снимать буду.
Ниже, так ниже, мне не трудно. Стрельбы не опасаюсь, некому уже там стрелять. И потому почти безбоязненно встаю над лагерем в правый вираж. Ну, чтобы полковнику легче фотографировать было. И правильно делаю, потому что в ответ получаю одобряющий жест в виде отставленного вверх большого пальца левой руки.
Ну и сам периодически от управления отвлекаюсь, бросаю быстрый взгляд в левую форточку, пытаюсь рассмотреть картинку на земле. А что там смотреть? Воронки, если только. Да они уже и дымить перестали. Но любопытно всё равно, поэтому и смотрю. И за беглецами наблюдаю, вон как они шустро к мосту перемещаются. Эй, стойте! Куда к нашим трофеям помчались?
— Николай Дмитриевич, — обернулся Изотов и неожиданно очень строгим взглядом большого начальника посмотрел на меня.
Ох, не нравится мне этот взгляд. Не напарника я сейчас перед собой вижу, не подчинённого мне помощника, а жандарма, облечённого властью. Полковника! И что-то мне кажется, что сейчас услышу нечто неприятное для себя…
— Да, Константин Романович? — старательно делаю вид, что чрезвычайно занят управлением самолёта.
— Нам срочно нужно опуститься на землю! — строгим безапелляционным тоном заявляет Изотов.
— Что? — даже несколько растерялся в первый момент. Подумал, что ослышался. — Повторите, что-то я не понял, Наверное, не расслышал вас.
— Нужно опуститься вниз, на землю, — полковник не спускает с меня строгого взгляда, и я понимаю, что он говорит всё это на полном серьёзе.
— Вы шутите, Константин Романович? — пытаюсь достучаться до его разума. — Вы вниз гляньте, там же сплошные камни! Разобьёмся!
— Не имеет значения, — тем же тоном отрезает Изотов. — И это не просьба, это приказ.
Смотрю на него, потом вниз, через боковое окошко, снова на Изотова.
— Палатку видите? — сжалился надо мной полковник и попытался объяснить причину своего приказа.
Перекладываю самолёт в левый крен, виражу над разбитым лагерем, всматриваюсь в разгромленный лагерь и сразу нахожу взглядом искомое. А что её искать, эту палатку, если я отлично помню, где она находилась.
— И что?
— А тело рядом с ней наблюдаете?
— Наблюдаю, — коротко отвечаю. Вон оно в чём дело, сразу всё становится яснее ясного…
Вот теперь понимаю просьбу Изотова. Тело внизу своей одеждой сильно отличается от остальных убитых. Английскую военную форму невозможно не узнать. Это и есть те самые доказательства, которые мы и должны были найти.
Но и садиться сюда самое натуральное самоубийство. Тут же не земля, а сплошной камень. Булыжник на булыжнике сидит и булыжником погоняет. Здесь площадку для приземления несколько дней расчищать нужно. Нужно осмотреться…
Изотов же продолжает объяснять:
— Там могут быть карты, дневники и записи. Необходимо срочно осмотреть палатку и тело. Иначе освободившееся местное население всё там уничтожит в порыве слепой ярости!
— Так скоро казаки подойдут, они и осмотрят, — этот вариант сам собой с языка слетает. Очень уж не хочется мне на эти камни садиться. Но уже шарю глазами по долине, прикидываю, куда можно машину приткнуть.
— Я должен лично всё осмотреть, — снисходительно поясняет Изотов. И добавляет. — Опускайтесь на землю. Это приказ.
— Опускайтесь на землю, — бурчу вполголоса. — Что мы, на парашюте, что ли?
Но бурчу так, ради проформы, внутри себя уже согласился с полковником. Казаки могут подобрать бумаги, если они там, конечно, есть. А могут и пропустить. Подобной задачи им не ставилось, это я точно знаю. Они трофейщики знатные, тут не поспоришь, но с профессионалом не сравнятся. А ведь иная бумажка всего моего самолёта может стоить! Придётся садиться.
Стоило только согласиться с полковником и принять решение идти на посадку, как отступили прочь все волнения и переживания за технику. Надо, значит, надо. И весь разговор. Если что, останусь на месте, а казаки мне запасные части привезут. Ищу подходящую площадку, и пока ничего приемлемого не нахожу. Внизу сплошь камни и камни. Даже отмелей на реке нет подходящих. Погоди-ка, а кишлак же неподалёку был? Должна же быть там хоть какая-то дорога? Или тропа?
Секунды, и я кружу над саклями. Больших дымов уже нет, всё, что могло сгореть, сгорело, курятся кое-где пепелища сизым дымком, но обзору не мешают.