Я взглянул на часы. До вылета оставалось сорок минут.
Зашуршала трава под чьими-то ногами, затрещали кусты, и перед нами появился стрелок. Круглое розовое лицо его светилось детской радостью. 1
- Товарищ командир, смотрите! - и он протянул мне горсть красных ягод.
- Малина?! Где набрал?
- А тут, недалеко. Там ее полно. Мы разом поднялись:
- Показывай, Китнюк, где этот рай.
По кустам уже ходили ребята из других экипажей. Нагибались, присаживались, обрывали ягоды, клали в рот и замирали в блаженстве.
Мы продрались сквозь терновник на просторную полянку, сплошь заросшую малиной, и остановились. Лес, шуршание травы и кустов, запах прелых листьев, шляпки грибов из-под них, ведь это же - олицетворение жизни и мира, а мы...
Подавляя в себе невесть откуда взявшееся чувство беспокойства, я наклонился и приподнял приникшие кземле кусты малины. Рубиновые капли не тронули меня, как бывало в детстве, не наполнили сердце восторгом и радостью. Неужели я так огрубел? Равнодушно обобрал ягоды и ссыпал их в рот. Ну, душистая, сладкая, и что из этого?
Малины было много. Я собирал ее и ел горстями, все время бессознательно (прислушиваясь к чему-то.
- Ишь, г-гад, летает, - проворчал Китнюк, набивая рот очередной порцией ягод.
И только тут мне стало понятно мое беспокойство, моя тревога: оде-то над лесом гудел самолет, не наш, фашистский. Прислушался. "Рама"! Да вот и он сам. Кружится, ищет. Значит, нащупал. Если найдет - беда! Вызовет по радио пикировщиков, и наломают они нам дров! Самолетов полно. Стоят тесно - крылом к крылу. У каждого бензин под завязку, бомбы. Стоит только задеть любой, и отойдут рваться один за другим...
- Ты что насторожился? - опросил Евсеев. - На "раму", что ли? Ерунда! Они давно тут летают. И прошлые разы ходили, помнишь?
- Да? Ты думаешь? А помнишь, как они ходили прошлые разы? Спокойно, равно. А сейчас... Видишь, видишь! - разворачивается. Рыскает, как собака по следу.
- Лупануть бы его, гада, - оказал Китнюк, недовольно морща курносый нос. Низко ходит, враз можно сбить.
- - Стрелять нельзя, - возразил Заяц. - Демаскируешь аэродром.
"Фокке-вульф" развернулся и, словно собака, почуявшая след, принялся рыскать по курсу.
- Похоже, что нашел, - почему-то шепотом произнес Евсеев.
- Все может быть, все может быть... - бормотал я, не отрывая взгляда от самолета. - Ага, спикировал! Взял курс на запад. Теперь уж точно обнаружил. Ну, братцы. - Решение пришло само собой: нужно бежать к самолету, готовить моторы к запуску. Должна, обязательно должна быть команда на взлет по тревоге.
- К самолету! - скомандовал я. - Быстро! Мы ринулись сквозь терновник. Затрещали кусты, полетели клочья шерсти от унтов.
- Скорей!!
Бежавший впереди меня Евсеев налетел на кого-то, споткнулся и, смешно взбрыкнув унтами, с ходу сунулся головой в малинник.
- Кто тут, кто тут? Фу ты, ч-черт, напугал! Передо мной выросла высокая фигура летчика из третьей эскадрильи по фамилии Каланча:
- Что вы, ошалели? Куда вас черт несет? У меня запалилось горло от бега. Не останавливаясь, я прохрипел:
- Запускать моторы. Нас обнаружил разведчик.
- А что, команда была? - прокричал мне вслед Каланча.
Я только махнул рукой. Неужели непонятно: "Нас обнаружил разведчик!"
Мы подбежали к самолету. Сидевшие группами летчики недоуменно смотрели на нас - исцарапанных, запыхавшихся. А я-то думал, что здесь уже дана команда! Впрочем, дать-то ее в этих условиях трудно: телефона нет, самолеты расползлись по опушкам на несколько километров. Пока от КП добежит связной...
- Вы что, будто за вами медведь гнался? - усмехнувшись, опросил у меня горбоносый летчик с лихим казацким чубом.
- Медведь не медведь, - несколько обескураженно пробормотал я, - но... нас обнаружил разведчик. Чубатый насмешливо хмыкнул:
- Ну и что? Значит, панику разводить?
Я смутился вконец. Паника? А вдруг я ошибся и "фокке-вульф" вовсе не обнаружил нас. В таком случае мои действия можно расценить именно как панику. А за панику, за ложную тревогу, да еще перед таким полетом, когда мы над целью лично докладываем Верховному Главнокомандующему, при такой ситуации можно запросто угодить в штрафной батальон.
Я окинул взглядом бесконечную цепочку "ИЛов".
А если я не ошибся? Если, скажем, на КП не обратили внимания на маневры "фокке-вульфа"? Так что же, ждать, пока прилетят пикировщики и начнут делать из нас винегрет?!
- Как хотите, - сказал я. - Вас никто не принуждает, а приготовить моторы к вылету мне никто не запретит. - И подчеркнуто командным тоном отдал распоряжение: - Экипажу занять места!
Мгновенно сняты чехлы, откинуты ветки. Я надел парашют и забрался в кабину.
В экипаже слева от нас забеспокоились, К нам подбежал моторист:
- А что, разве команда была?
- Нет, - ответил техник. - Хотим прогреть моторы. И вам рекомендуем.
- А зачем? - выпытывал дотошный моторист.
Техник что-то ответил, ткнув пальцем в небо, а затем покрутил им возле своего лба: "Соображать надо!" Моторист мотнул головой:
- Понял.
Прокрутили винты, засосали в цилиндры смесь. Я облизнул пересохшие губы. "А, была не была!"
- От винто-ов!
Громко стрельнув, запустился мотор: правый, левый. Тщательно прогоняв их на всех режимах, я выключил зажигание. Я готов. Теперь при необходимости мы можем взлететь сразу, без прогрева двигателей.
Самолет наш стоит носом на юг. За пологой выпуклостью поля, с которого уже убрали и деревянных коней и фальшивые копны, мне, видна далекая опушка леса. Там КП и место старта. Если встать на крыло, то откроется широкий горизонт. Направо пустынная желтизна лугов, болотистых и топких, прямо - лесные чащобы. Лишь оттуда, и только оттуда следует ждать врага. И, разумеется, они пойдут крадучись, на бреющем полете.
Приказав экипажу сидеть на местах, я вылез на крыло. Слева с шумом запустился мотор. Ага, все-таки здравый смысл победил! Справа, у другого самолета техники прокручивали винты, и командир экипажа, горбоносый скептик с казацким чубом, стараясь не смотреть в мою сторону, копошился в кабине. По всей опушке забегали люди. Пуская дымки, зашумели моторы.
Я взглянул на часы. До вылета осталось двадцать минут. Отводя глаза от циферблата, я боковым зрением заметил далеко на горизонте, над самой кромкой леса, какое-то неясное движение. Вскинул голову. Нет, показалось. Птица, наверное, или марево. Отвернулся, скосил глаза. Вот опять! Вгляделся внимательно - они! Летят пикировщики. Бреющим. Много, штук тридцать.
И в это время коварная мысль: "А может, это наши истребители или штурмовики? Ой, смотри, паря, не ошибись! По лезвию ходишь. Отсюда до штрафбата рукой подать..."
IНо голос другой, твердый и уверенный: "Ошибки быть не может, это врат!"
Указывая пальцем, я завопил во всю мочь:
- Идуу-ут! - И плюхнулся в кабину. - От винто-ов!
Моторы запустились сразу.
- Убрать колодки!
Порулили. Скорей, скорей к старту!
Поле большое, неровное. Громко стучат стойки шасси. Мне жалко машину, но что поделаешь! Сзади уже выруливают другие. Тревога поднята, назад возврата нет.
Вот и старт. Из-за кустов с флажками в руке выбегает дежурный по полетам. Высокий, стройный. Вглядываюсь - наш командир Щербаков. Лицо его - сплошное недоумение. Подчеркнутым движением он задирает рукав гимнастерки и тычет пальцем в часы, затем красноречивым жестом крутит этим же пальцем у своего виска.
Было понятно без слов: "До взлета осталось восемнадцать минут, куда тебя черти несут, сумасшедшего?"
Я приподнялся на сиденье. Пикировщики уже были хорошо видны. Злые осиные силуэты с раскоряченными шасси. Сомнений нет - "Ю-87".
Несмотря на трагичность положения, губы мои расползаются в дурацкой улыбке. Протягиваю руку:
- Посмотрите назад.
Командир оборачивается, роняет флажки, хватается руками за голову. В следующее мгновение я вижу его побледневшее лицо. Быстро нагибается, подбирает флажки, торопливо машет:
- Давай! Давай! Давай!..
Взревели моторы. Машина, переваливаясь на неровностях, пошла на взлет. Моторы ревут на предельной мощности, а самолет бежит, бежит тяжело, нехотя. Подпрыгивает, падает. Жутко стучат шасси. Каждый удар отдается в сердце: вот-вот подломятся стойки... Ощущаю всем телом, как гаснет от отрыжкою с таким трудом набранная скорость. И снова бежит самолет. Только бы оторваться! Только бы оторваться!