Форель действительно оказалась нежная и вкусная, а пиво – мое любимое, баварское.
Мы сидим с отцом в кухне за столом, на стене беззвучно работает телевизор, и листаем презентационный проект нового, улучшенного интерьера vip-зала приморской гостиницы.
– Ну и как тебе, доча? Дизайнер обещает, что выйдет достойно. Матери нравится.
– А тебя что смущает, пап? Ты же сам хотел зал в светлых тонах.
– Да, но я представлял себе, что будет дерево. Что-то в духе английской провинции или в стиле Прованса.
– Я тебя умоляю, пап. Давай только без цветов и рюшей. Всех этих виньеток и лаванды, оставшихся в прошлом веке.
– Но голубой и салатовый, Свет! – сомневается отец. – Непривычное сочетание! Даже и не знаю, что думать. Я как-то больше привык к классике.
– Здесь салатовый не доминирует, смотри. Он практически растворен в обилии кремового и отлично сочетается с голубыми портьерами и ровными линиями. Ты только представь – море, солнце, простор и чистый воздух. Такой же чистый, как эти цвета. Большой светлый зал, залитый светом, открытая терраса. И людей, которые приехали отдохнуть и расслабиться. Пап, отличный проект и отличная атмосфера, поверь! Мне нравится.
– Ну, раз ты так говоришь… Значит, соглашаемся?
Я поднимаю бокал и осторожно касаюсь краем отцовского. Улыбаюсь устало.
– Значит.
Мы немного молчим, пока отец догрызает рыбку. После – болтаем о рабочем дне. Я рассказываю об Андрюшке и о Белуге. Отец – о встрече с партнерами и новых планах. Как всегда брюзжит, что мама много работает, и ему это не нравится. А теперь еще и я возвращаюсь поздно.
– Свет, ну и чего ты второй день молчишь? – спрашивает с осторожной укоризной, когда мы все-таки решаем распить по второму бокалу – пиво сегодня выше всяких похвал. Или это день был трудным? – Думаешь, если не расскажешь, так тебе легче, что ли, станет? Ну, что там решили органы опеки? Суд снова не дал добро?
Я устало повожу плечами.
– Нет. На полное усыновление не дал.
– Отказали? Ты же собрала все необходимые документы!
– Отклонили.
– И что их не устраивает на этот раз?
Вздох из груди вырывается сам собой. Говорить об этом трудно.
– Многое.
– Света…
– Пап? – я встаю, беру со стола оба бокала и отношу к мойке. Споласкиваю их, а затем возвращаю на место. – Тебе что, своих забот мало? Вон, у тебя Лялька с Котэ подрастают, за ними глаз да глаз нужен. Катя учится. Мать с такой работой скоро загонит себя. Я обязательно попробую что-нибудь сама придумать, обещаю!
– Мои главные заботы – это мои дети, – возражает отец, становясь серьезным. – Я же вижу, что у тебя сердце не на месте, и хочу знать, что происходит. Почему отказали? Юрист нас уверял, что все будет в порядке! – возмущенно поджимает рот. – Сейчас даже одинокие женщины могут усыновить ребенка. Так почему нет? Что они там себе придумали?!
– Есть нюансы, пап. Не все так просто.
– Но я же сказал, что помогу с операцией. Может, они там не в курсе, в своих важных опекунских кабинетах, что Андрюшке нужна помощь? Или забыли? Он, между прочим, каждый день растет. Сколько можно откладывать?
– Нет, не забыли. Они в курсе. А также в курсе размера моей низкой заработной платы и отсутствии личной жилплощади. Но самое главное даже не это.
– А что же?
– Андрюшка не обычный ребенок. Он ребенок, перенесший физическую и психологическую травмы. Ему необходимо длительное лечение и помощь психолога. По мнению опекунского совета, он должен воспитываться в полной семье. В семье, где есть мать и отец. Где есть все условия для его здорового и полноценного развития.
– Но ведь ты же и есть психолог! И ты его любишь! Какого рожна им еще надо-то?!
– Увы, но это не аргумент, и я их понимаю. Им нужны гарантии, что ребенок будет социально защищен не на один год, и не на два.
Папа молчит, я тоже. Мы обмениваемся улыбками – грустными и в то же время проникновенными. Это очень важно – увидеть на лице родного человека вот такое участие.
– Света, ты же понимаешь, что всегда можешь вернуться ко мне на работу.
– Понимаю, пап, но сейчас не могу. Я должна видеть Андрюшку каждый день, а он – видеть меня. Знать, что я рядом и не исчезну однажды, так ему легче. Знал бы ты, как тяжело он меня отпускает. Ни о чем не просит, просто молчит, но это его молчание…
У меня не получается договорить. Ком перехватывает горло, и я отворачиваюсь.
– Давай завтра поговорим, – только и прошу.
– Светочка, дочка, ты только не расстраивайся! – папа встает и опускает ладони на мои плечи. – Я что-нибудь придумаю! Завтра же поговорю со своим юристом. В конце концов, я могу перевести на тебя часть бизнеса. Уверен, мы найдем выход!