Хмуро слушал его рассуждения Булгаков. Руки с полусжатыми кулаками тяжело сложил на столе, неподвижный взгляд нацелил куда-то в угол. Порой казалось, что думает комэск совсем о другом, что многие слова Вадима до него даже не доходят. Но стоило Вадиму перейти от вопросов тактики к методам работы самого комэска, — тот решительно воспротивился.
— Сбавь обороты, товарищ заместитель, сбавь до номинальных! — тихо сказал Булгаков и поднял на Вадима серо-стальной непреклонный взгляд. — Мы сейчас вроде не на комсомольском собрании.
— Да, из комсомольского возраста мы уже вышли, — подхватил Вадим полушутливо.
Булгаков его тона не принял.
— Пока что я — комэск и буду командовать по-своему. Хорошо ли, плохо — полковому начальству виднее.
— Никто не посягает на твою командирскую булаву, — Вадим пожал плечами.
— Вот так! — заметил Булгаков, словно пришлепнул печать этими двумя словами.
После довольно-таки длинной паузы он заговорил назидательно:
— За показатели боремся? А как же иначе! От этого откажется только круглый дурак. Больше первоклассных летчиков — сильнее эскадрилья. Больше дырок в мишенях — выше боеготовность. Все ясно как день. По этому судят о нашей работе и службе. В этом направлении развертывается соревнование, о котором опять начали говорить. Что касается тактики, то, может, тут чего и недоработано. Ну так давай твои предложения, готов выслушать.
Вадим вдруг обиделся.
— В таком духе лучше не надо… — сказал он.
— Не надо, ну и не надо, — охотно согласился Булгаков.
Окно командирского кабинета-каморки было распахнуто настежь. Вадим поторопился уйти. "Ну и пусть походит, остынет малость", — подумал Булгаков. Хотя ему самому нелегко отделаться от чувства неловкости и какой-то досады.
Через открытое окно слышно, о чем говорят летчики, собравшиеся в курилке. И видно их: облепили скамейку, как воробьи. Зеленский топчется около них, выразительно жестикулируя. Кто еще может с таким упоением "травить", как не Зеленский?
Булгаков невольно прислушался: какая-то новая хохма.
Рассказывал Зеленский о том, как в деревню к старикам приехал в отпуск сын — заслуженный летчик…
Летчики хохотали. А Булгакова заело: такой желторотый подлетыш, только-только вылупился и уже высмеивает старших. Комэск мог бы вызвать и отчитать лейтенанта, но он поступил иначе. Когда страдало его самолюбие, он забывал о своем звании, о своих командирских правах и кидался в драку, как рядовой боец. У него хватало сил, чтобы свалить противника своей убежденностью.
Выскочил Булгаков к молодым летчикам, как был, без фуражки.
— Что же получается, Зеленский? В авиации такие дураки служат, что даже деревенским старикам смешно!.. — Злая ухмылка покривила рот Булгакова.
Летчики при появлении комэска вскочили.
— Да сидите вы! — кивнул им Булгаков.
Они сели, Зеленский все же продолжал стоять.
Положив отяжелевшую руку ему на плечо, Булгаков принудил его сесть. И сам оседлал скамейку.
— Ай, какие олухи в авиации: дергают людей туда-сюда, никакого толку, — продолжал он насмешливо. — Правда, откуда-то классные летчики берутся, но это не в счет…
Зеленский вдруг осмелел, сказал:
— Вообще-то перестраховки у нас много, товарищ командир.
Булгакову никак не удавалось поймать его блуждающий взгляд.
— Перестраховка, говорите? А как не страховаться, если иного летчика можно выпускать в воздух только при видимости миллион на миллион и при двух солнцах? Того и гляди как бы его тучка какая не нагнала.
— Не доверяют нам потому, что…
— Надо заслужить доверие! А зубоскалить легче всего, охотников много найдется.
В общем поспорил Булгаков со своими летунами. Они, конечно, приняли его сторону, но остались при своем мнении — по глазам было видно. Про хохму Зеленского вскоре забыли, разговор перешел на некоторые установившиеся в авиации, годами испытанные каноны. Молодым летчикам, разумеется, казалось, что их зажимают. Им бы летать без командирского контроля, без ограничения высот и скоростей, им бы птичью свободу.
Золотая осень в этом краю оправдывала свое название: покоряла людей щедротами диковато-красивой природы, но больно уж коротка. Только установилась погода, только успели гарнизонные жители съездить два-три раза в сопки за дровами, как вдруг появился невесть откуда налетевший белесый рой снежинок. К ночи разгулялась метель, а наутро студено заглянула в окна домов самая настоящая зима.