– Что вы сделали?
– Закричала и позвала на помощь. Я думала, что убийца еще там. – Довольно нелепое объяснение; на самом деле завопила она чисто рефлекторно. – Я отперла дверь и впустила своих горничных. Потом они тоже закричали.
– Потайная дверь?
– Была закрыта.
– И внешняя дверь в другую комнату?
– Позднее мне сообщили, что она тоже была заперта изнутри.
– Это произошло через несколько часов после оглашения вашей помолвки?
– Да.
– Той ночью вы согласились принять вашего жениха у себя в спальне?
– Он говорил, что собирался заглянуть. Именно поэтому я удостоверилась, что все двери надежно заперты.
Повисла тишина, как будто председатель очень осторожно прокладывал себе путь вперед. Он рискнул задать еще один вопрос:
– И вы действительно считаете, что досточтимые члены комиссии поверят, что оба – и принц, и убийца – вошли через запертую дверь, а потом убийца вышел, закрыв дверь изнутри?
– Нет.
– Сообщите комиссии имена любовников, которые регулярно приходили к вам через потайную дверь.
– Я отклоняю вопрос.
– А я настаиваю, что он имеет непосредственное отношение к следствию и отказ от дачи показаний будет расценен как признание вины. Тем не менее я могу обрадовать членов комиссии тем, что завтра им будут предоставлены протоколы допросов бывших солдат скандально известной Королевской Гвардии, и…
– Что вы с ними сделали? – закричала Малинда. – Покажите их самих, и пусть члены комиссии…
– Тихо! Еще одно замечание, и Парламент примет меры.
В тусклом свете свечей и под широкополой шляпой лицо инквизитора еще больше, чем обычно, походило на череп. Обведенные черными кругами, ввалившиеся глаза злобно пронизывали Малинду. Конечно же, он имел в виду Чуму и Кошмариху: подчиняйся или будешь страдать.
Неужели так важно доказать ее причастность к этому убийству, когда он уже в таких красках расписал преступления королевы, что она могла спокойно прощаться с жизнью? Зачем он так рискует, расспрашивая о последнем убийстве? Потому что в глазах всех правящих домов Эйрании убийство – это непростительная, самая низкая и мерзостная подлость, даже хуже, чем государственная измена – ни одна династия не обошлась без крупного предательства. На самом деле короли боятся ложного друга и отравленного поцелуя. Если бы Малинде удалось очистить себя от этого подозрения, тогда заграничные представители еще могут попытаться спасти ее шею. Вероятность невелика, но в противном случае смерть ждет совершенно точно.
– Свидетель утверждает, – сказал Ламбскин, – что обвиняемая каждую ночь принимала у себя хотя бы одного Гвардейца. Она сама признала, что о потайной двери знали только члены королевской семьи и мечники Королевской Гвардии. А теперь, госпожа, не согласитесь ли вы с самым логичным объяснением убийства принца: или вы лично убили его, или это сделал кто-то из ваших любовников, а вы потом заперли дверь?
– Не самое логичное объяснение.
Нависавший над ее стулом инквизитор не обвинил ее во лжи. Члены комиссии пошевелились и обменялись удивленными взглядами. Она выиграла очко! Теперь председателю придется просить у нее объяснения. Пускай потом он заставит ее страдать, но сегодня Малинда твердо решила очиститься от самого опасного обвинения.
Председатель насмешливо гоготнул.
– Сомневаюсь, что члены комиссии согласятся с вашей странной логикой. – Его скрежещущий голос звучал еще более хрипло, чем прежде, после трех дней разглагольствований и издевательств. – В любом случае час уже поздний, и все желают прерваться. Стража, можете отвести…
– Подождите! – раздался резкий возглас. Все взгляды обратились к досточтимому Альфреду Кильдеру, спикеру Палаты Общин, сидящему четвертым справа от председателя. – Я желаю услышать объяснения обвиняемой.
Канцлер скривился. То ли он в кои-то веки утратил контроль над чувствами, то ли хотел припугнуть спикера, поскольку ухмылка получилась устрашающей.
– Повторяю, час уже поздний.
– Несколько минут большого вреда не сделают.
Кильдер мог выдержать гнев самого Амброза; по сравнению с ним Горацио Ламбскин был не более чем зловредной бабочкой. Когда Малинда видела спикера в последний раз она обозвала его низкородным выскочкой и угрожала бросить в Бастион. Но сегодня ему единственному хватило мужества выполнить свой долг. Да пребудет с ним удача!
Председателю пришлось признать поражение.
– Очень хорошо. Обвиняемая, говорите коротко, не задерживайте собрание. Как же, по-вашему, можно объяснить это происшествие?
Малинда глубоко вдохнула и начала говорить как можно быстрее:
– Во-первых, мои фрейлины не обнаружили в комнате никакого оружия, так что убийцей я быть не могу. – Это была рапира или стилет. «Меч» Пса не смог бы проделать такую маленькую дырочку, он бы просто разрубил Кортни пополам. – Во-вторых, сплю я чутко и, несомненно, услышала бы звук борьбы или падающего тела, значит, его принесли в комнату уже мертвым и положили так, чтобы я об него споткнулась. Далее, лежал он на спине, а на груди были кровавые пятна, значит, его раздели уже после смерти – моего кузена убили одетым. Что касается запертой двери, то всем известно, что Темная Палата располагает приспособлением под названием Золотой Ключ, который открывает любую дверь. Как он справляется с задвижками и засовами – лучше спросить у председателя.
Ламбскин открыл рот, и она затараторила еще быстрее:
– Впрочем, не было большой нужды прибегать к помощи заклинаний. Принц Кортни сам прекрасно знал все потайные двери – он сорок лет рыскал по всем углам дворца, – более того, нет ни малейшего сомнения, что Темной Палате тоже известны все переходы, поскольку ее учредили еще до постройки дворца. Значит, самое логичное объяснение парадокса состоит в том, что имеется еще одна потайная дверь, которая ведет в одну из двух комнат.
– Это самая абсурдная… – начал председатель.
– Пусть она закончит! – пронзительно воскликнул Кильдер.
– Благодарю, господин спикер, – сказала она. – Я очень признательна за эту маленькую любезность. И в качестве финального аргумента я напомню вам первое правило законника: Кто выигрывает? Чего я добилась бы с помощью такого странного преступления? Через час мой собственный Великий Инквизитор вернулся с отрядом вооруженных людей, вытащил меня из спальни и бросил пленницей в Бастион. Обвинения против меня – сущая нелепица, но обвинения против Горацио Ламбскина, который тогда был Великим…
– Обвиняемая лжет! – проорал ей в ухо один из инквизиторов.
– Обвиняемая бредит! – рявкнул председатель. – Стража, уведите…
– Подождите! – раздалось несколько голосов.
Вот уж поистине, настоящая ночь чудес! Поверх шума послышался голос лорда Кэндльфрена; он вскочил на ноги и горячо и громко заговорил:
– Ваша предвзятость просто непристойна, лорд-канцлер. Должен сказать, меня она утомила. Вы обвинили подсудимую во множестве невообразимых преступлений; будет только справедливым позволить ей… гм, сделать несколько замечаний…
– Благодарю вас, кузен, – проговорила Малинда, когда его гнев поутих. Она с трудом могла дышать из-за бешено колотящегося сердца; пот застилал ей глаза, и приходилось часто моргать. – Вы все знаете, что в то время Ламбскин был у меня Великим Инквизитором и он дал клятву служить мне тайным советником. Он нарушил присягу, сообщая мне ложные сведения о количестве и расположении обеих вражеских армий, и наверняка многими другими способами. Он хлебал одновременно из трех мисок, и когда принц Кортни отказался передать ему обещанную золотую цепь, Ламбскин убил его и оставил его тело в моей спальне, чтобы заодно избавиться и от меня. Потом он таки получил место канцлера в качестве награды от своего хозяина-изменника…