Глава первая
На склоне Главного хребта, на высоте, куда не долетают птицы, нет снега даже зимой. Камушек, отколовшийся от скалы, и тот уносит с собой суровый ветер. В том месте, где звёзды можно трогать рукой, а облака стелют на пол вместо ковра, родилась девочка неземной красоты. Имя ей дали Агунда. На всём белом свете не нашлось бы никого стройнее да изящней, а как бралась она за рукоделие, так плясала стальная игла в её пальцах, и шелковые нити сами сплетались в узоры.
Виднейшие нарты поднимались на Черную гору, тщетно просили руки красавицы, но лишь напрасно стаптывали свои подошвы. Нечего было предложить сватам. Никакие сокровища Агунду не прельщали, ни подвигами своими, ни удалью молодецкой не привлекали женихи её взгляда.
Когда же юноши тех мест смирились с незавидной долей, весенним утром замолчали птицы. Такая музыка полилась из свирели Ацамаза, что соловьи засомневались в своём умении петь. Листва не смела шелестеть, замерли на цветах пчелы, а пущенная охотником в оленя стрела так и повисла, словно прозрачным гвоздём к невидимой стене приколоченная. Поднялась мелодия на самую вершину горы, пронзила сердце Агунды и, отложив рукоделие в сторону, захотела она посмотреть на того музыканта.
Так бабушка Ассии встретила свою любовь.
Обычай чтя прежде всего, послал Ацамаз на Черную гору сватами небожителей Никколу и Уастырджи, седоголового Татартупа, отважного Елиа, да старого нарта Урызмага. Хмурился и злился владыка Сайнаг-алдар, не желал стариком в одиночестве оставаться, да разгадав сердце своей дочери, вышел к сватам и отдал красавицу Агунду сыну Аца Ацамазу.
Неделю пировали нарты. Во сто крат больше того, что могли съесть гости, поставил на стол Сайнаг-алдар. Пенистой рекой лилось черное алутон-пиво из двуухих кувшинов. Семь дней и ночей не стихали веселые песни, да чудесная мелодия золотой свирели Ацамаза. Щедрые дары несли со всех концов жениху и невесте. Семнадцать доверху нагруженных повозок набралось. С тем и повели красавицу Агунду в дом жениха.
Самая черная ночь из всех черных ночей опустилась на землю в день, когда Ацамаз привел в свой дом Агунду. Луна и звёзды, а с ними все небесные ангелы стыдливо отвернулись, не смея подглядывать за двумя влюбленными. Во мгле ночной искрились только их глаза, подобно лучу солнца на вечных ледниках.
Так появилась на свет Амида - мать Ассии.
Издалека приходили нарты любоваться младенцем. «Долгих лет желаем новорожденной», – говорили они, и с молитвой просили Бога отпустить синеглазой Амиде столько дней, сколько живёт на свете любовь, ведь не в радость те годы, что не можешь разделить с любимым, а любящим сердцам и вечности будет мало.
В заботе и ласке росла Амида, не зная ни лишений, ни тяжелого труда. Нежнее лепестков фиалки была её кожа, а голос пел слаще отцовской свирели. Доброй и покладистой девушкой стала она, а потому, когда пришло время, не воспротивилась воле отца и согласилась стать князю Харуну женой.
Далеко от родительского дома увез муж Амиду. В долине, где воедино сливаются потоки Псыша и Кизгыча, а снеговые шапки горных вершин отдают свою прохладу летним зноем, жили они счастливо не меньше ста лет и ни на день не постарели. Бурные реки оберегали их дом от набегов беспокойных соседей, да и сам князь был бесстрашен в бою, а про ловкость и невероятную силу Харуна слагали легенды по обе стороны Кавказского хребта. Народ же его своей отвагой и воинским мастерством обращал в бегство недобрые племена.
И до скончания лет не знали бы горя Амида и Харун, когда б не родилась их дочь Ассия, прекрасная собой, но гордая, упрямая и своевольная, когда бы повзрослев не пошла бы она к ручью с серебряным кувшином, когда бы стадо Умара, блуждая тем днём в тех горах, не привело бы своего пастуха навстречу судьбе, когда бы не встретились их глаза… когда бы знали они какую беду навлекли...
Всё богатство Умара умещалось за пазухой его драной бурки - черствая лепешка хлеба, да сушенный сыр, который и мышей-то полевых не привлекал. Оттого и не решился нищий пастух посылать к князю сватов. Что тут скажешь?! Не надеялся он, что князь отдаст ему своё главное сокровище, малютку свою, отраду и гордость, не надеялся, что когда-нибудь получит его благословение, ни на что не надеялся, даже на чудо, но не отступал, плененный красотой. Каждый день тайком сбегала Ассия к ручью. Каждый день у ручья ждал её Умар. Подолгу смотрели они друг другу в глаза, подолгу слушала княжеская дочь истории о далеких уголках, утесах с которых видно край земли, диковинных реках, вода в которых почти что стоит и как реки те уходят к морям, что соленее самой соли. Жадно глядел Умар на свою возлюбленную. Моргнуть боялся, чтоб и на самый короткий миг не исчезло милое сердцу лицо. Смотрел, вздыхал, да не смел даже пальцем коснуться её руки без отцовского дозволения. Касаться ж губ он мог только взглядом. Ассия смущенно отворачивалась, но щёки так и пылали румянцем, ведь взгляд его был слаще поцелуя.