История дуэли солдафона и штафирки Матвеича развеселила. Он даже ненадолго забыл про вонь, которая густела с каждым часом. Работа была настолько утомительной, что «прозекторы» едва держались, когда грохнул далёкий взрыв, потом еще один. Чуть слышно донеслась автоматная очередь, одиночные выстрелы. Дождь смазывал звуки, утишал, но не узнать эти, знакомые любому мужчине? Матвеич вздрогнул, прокурор лапнулся за кобуру, а Константин Исаевич, которого вроде бы ничто не пронимало — поднял голову:
— Ну вот, началось в колхозе утро, закричали петухи…
— Так, заканчивайте, заканчивайте!
Прокурор засунул листки протокола вскрытия в свою необъятную сумку-портфель, неуклюже побежал с нею в сторону алтарного придела. Константин Исаевич пожал плечами, встал с колен, с кряхтением распрямился:
— Пойдем, ополоснёмся! Я бы и перекусил, за одним.
Навстречу им, крадучись, вышел прокурор. Пистолет в его пухлой руке выглядел смешной игрушкой. Испуганное и злое выражение толстощекой физиономии компенсировало комичность туши, ну никак не похожей на вояку. Толстый пупс смахивал на копилки, рядком стоявшие перед Трусом в «Приключениях Шурика». Константин Исаевич проводил взглядом «защитника», двигающегося к дверному проему, и фыркнул:
— Бляха, откуда столько мужества?
Отойдя в угол, слили друг другу, вымыли лица и руки. Открыли консервированные сосиски, разломили немного зачерствевшие с обеда остатки буханки и славно пополдничали. Дожевывая, Константин Исаевич спросил, как бы мимоходом:
— А в тот раз ойроты тоже исподтишка напали?
— И впечатление, что они допинг приняли. Стремительные, глаз не успевал! Потому и смогли убить сразу двоих, — объяснил Горлов, но волнение прорвалось, спросил: — Кого там наши отыскали, если гранатами?
— Почем ты знаешь, что это они, может, их? Ничего, вернутся, расскажут. Ты знаешь, мне невдомек, как ты уцелел. Тот парень, здоровенный…
— Арнольд, — вставил Матвеич.
— … был десантником, и погиб. Это нескладно, обычно такие переживают всех. Именно поэтому тебя подозревают…
— Константин Исаевич, не поверите, но я их, ойротов, заранее чувствую!
Матвеич спешил высказаться. Слишком долго ему не верили, слишком давно он молчал, скрывал свое удивительное чутье, сомневаясь в нем. Но то, ночное прозрение, открывшаяся локация, умение видеть ореол — заронили в его атеистическую душу веру в мистические возможности и вероятности. Это случилось внезапно, подобно вере дикаря в чудесные свойства небесной стрелы-молнии, расколовшей перед ним дерево и давшей огонь:
— …ладони зудят, когда они близко подходят. Я научился видеть не глазами, а всем телом, шкурой, нутром, как собака, воспринимать! Ночью я их заслышал, в голове, внутри, словно в гипоталамусе. А потом они исчезли. И сейчас их не воспринимаю, а ведь стреляли же наши? Не в воздух небось?
— А попробуй в другом диапазоне, — на полном серьезе подсказал коллега.
— В каком диапазоне? — сбился Матвеич.
— Смотри, это просто, — начал объяснять Константин Исаевич, — представь, что организм человека работает радиопередатчиком. Он излучает всем телом, словно клубок проводов, если сосуды брать равными проводам разного диаметра. Помнишь, движение электролита — кровь электролит, не забыл? — вызывает электродвижущую силу…
Матвеич кивнул. Смутные и давно позабытые представления об основах физики и физиологии слилось в его мозгу в причудливый конгломерат, в центре которого запульсировала условная фигурка человека, выбрасывающая в эфир радио — и всякие другие волны.
— …но если подняться в черепушку, то мозг имеет гораздо больше возможностей генерировать организованные, упорядоченные волны и поля, так? Представь, ты собрал неким образом свои многочисленные сигналы, постоянно бродящие по нейронам, и разом — как плюхнул в едином импульсе! Сигнал будет сильным, да?
Очередной кивок получился автоматически. Бесхитростные и образные слова коллеги запустили процесс, лавинообразно нарастающий в Матвеиче уже без поддержки сознания. Его захватил странный паралич, где все звуки, идущие снаружи, стали тусклее, а восприятие собственного тела раздвоилось. Участвуя в беседе с Константином Исаевичем, Матвеич внутренним зрением воспринимал в собственной голове нечто похожее на индукционную катушку. Точнее, катушку зажигания, в которую импульсом рванулся слабенький ток нейронов, а наружу хлынул могучий «высоковольтный» разряд. Разряд умчался, кольцеобразно приминая слабенькие импульсы окружающих живых существ — так взрывная волна гнула траву в документальном фильме об испытаниях ядерного оружия.