Иногда мне казалось, что «звездочкой» она называла меня не из-за нового статуса, а потому, что впервые встретила на крыше здания, почти у самых небес; иначе откуда в её голосе всякий раз возникало столько напускной жалости, а в глазах читалось: «Я всё помню»?
- Цианида, - равнодушно отреагировала я под еле заметную ухмылку визажиста.
- Где же твой оптимизм? Где твое рвение к победе? Завтра особое шоу. Мы должны не просто подготовиться, а вылизать тебя от макушки и до пяток.
Пиар-агент ходила из угла в угол, и стук её каблучков бил по ушам, словно молоток забивал гвоздь в черепную коробку. На носке белоснежной лаковой туфли блестели синим песчинки теней.
- Почему? - уныло спросила я.
Завалиться бы в постель и дрыхнуть до состояния комы.
- Завтра у тебя свадьба, милочка. - Елена облизала полные губы, а костюмерша одобрительно ахнула. - Вы сходите в Зал пути, а оттуда, свеженькие и прекрасные, поедете на интервью. Люди соскучились по сенсациям. Да, женятся и актеры, и музыканты, но всё не то. Ты - спасительница, даровавшая Единству надежду, и вся наша родина устремила на тебя взор.
На этих словах костюмерша сняла шторку с напольной вешалки, которую она притащила с собой. Десятки белых платьев. От ослепительно белого до цвета кофе с молоком. Я поперхнулась от недоумения.
- Белое платье?!
Что за лютая безвкусица?..
- Возвращаем традиции. - Елена явно наслаждалась своим триумфом. - Ты как ангел милосердия, что объединила людей в месяцы страха, и ради тебя воротятся и белые платья, и даже фата. В завтрашнем телешоу ты сверкнешь неординарностью и роскошью.
Костюмер как раз достала нечто непонятное, струящееся, шуршащее, и хищно примерилась к моей голове.
- Что за хрень? - честно воспротивилась я, пятясь по кровати к стене. - В последний раз белое платье я видела в фильме пятидесятилетней давности, и уже тогда оно смотрелось уныло.
- Лариса, тебя никто не спрашивает, - радостно напомнила Елена и щелкнула пальцами. - Фас её.
И платье, и фату на меня нацепили, но чуда не свершилось. Ни рюшки, ни ажур, ни верх воротничком - ничто не добавляло образу утонченности. Елена рассматривала меня с нескрываемым сожалением; ещё бы, её проект не увенчался успехом.
- А если... - пробормотала она и дернула за фату.
- Ай!
Из глаз посыпались искры. Фата съехала, но осталась висеть в волосах.
- Да! То, что надо! Отрежьте рукава. Кромку не ровняйте. Укоротите платье до колена. Нет, выше. Добавьте асимметрии. У нас будет ангел милосердия, но вышедший из ада. Ангел Косса, вот что. И макияж... - она обратилась к визажисту. - Темным глаза, как синяки, алым губы. Тон посветлее. Но без клоунады. У нас должна получиться большеглазая мученица, обретшая счастье в семейной жизни, ибо лишь семья дарит покой.
Итог макияжа мне не показали, но Елена была довольна, из чего я сделала вывод: всё очень плохо. Меня отмыли, забрали платья и убежали так же внезапно, как и прибежали.
- Готовься блистать, звездочка, - сказала пиар-агент на прощание, перед тем, как звонко чмокнуть меня в щечку и обдать стойким ароматом духов, от которого затошнило. Слишком горький, слишком жасминовый и въедающийся в сознание. Убийственный аромат.
- Ты продалась Единству, - с укором сказала я, рассматривая себя в зеркале. На щеке сохранился след от кроваво-красной помады. - Променяла идеалы на мнимую безопасность Ника. А вдруг он мертв, а, Ларка? Вдруг все фотографии сделаны в первые дни? Может, тебе самой нравится весь этот спектакль? Признайся, а?
Девушка из зеркала пожала плечами а вместе с ней плечами пожала и я.
Безумие скребло когтями по оголенным нервам.
Остаток дня я провела в кровати, то падая в глубокую дрему, то мечась в бреду и просыпаясь с липким от пота лбом. Человек с алой лентой не покидал меня даже во снах. Смотрел с укором, шептал разбитыми губами: «Ты предала Освобождение».
Нет. Так нельзя! Я точно свихнусь.
Срочно требовалось поговорить хоть с кем-нибудь.
И я написала Яну: «Приезжай?» Тот отреагировал отчего-то скупо, без прежней радости, но согласием. И спустя неполный час в дверь позвонили.
- Привет. - Ян опустил взгляд в пол. Он был грустен, держался неуверенно, но протянул мне настоящую алую розу.
- Что-то случилось?
Я приняла цветок, кольнулась подушечкой пальца о шип, уверяясь, что тот не поддельный. Вжалась носом в бутон и изобразила восторг.
Вообще-то розы я не любила.
- Да так. - Почесал в затылке. - Пройдемся?
Жилой квартал сменился улицей магазинов. Ян молчал, и в его молчание мне чудилось нечто недоброе. Ещё вчера он улыбался просто так, а сегодня шел, почти плелся и задумчиво хмурился.