Гостья поджимает голые пальцы ног и морщит нос, прежде чем сказать:
-Я поняла. Никакого внезапного телесного контакта. – Кивнула она, все еще глядя на пространство прихожей, но избегая смотреть на дверь. - Меня устраивает. Ты бы тоже попробовал придерживаться своего правила.
-Пальцем тебя не трону. – Хмыкнул я, скрещивая руки на груди. – Если будешь следовать правилам.
Она вновь кивнула, принимая мою позицию.
Что ж… Понятливость – уже половина успеха. Никаких «а почему, а зачем, а куда, а не хочешь ли ты поговорить по душам, которых у нас нет»… Все то, от чего моя голова начинает раскалываться.
-Но… Я хотела сказать… Точнее, предложить…. – Она мнется какое-то время, прежде чем вновь посмотреть в мое лицо. – В общем, я могу обработать раны. Наверное. У меня нет степени по медицине, но неплохой опыт в ушибах, можешь поверить. Если до тебя можно дотрагиваться ваткой, конечно. Или надо выслать письмо с предупреждением за неделю?
Светлые брови дернулись, а ирония в ее голосе заставила меня иначе взглянуть на незнакомку. Она только что смотрела на кровь в ванной с видом ужаса на лице, а теперь острит?
Должно быть, на моем лице показалось что-то сродни удивлению, которое она расценила по-своему, потому что выпалила:
-Ну, ты, вроде как, помог мне! Жизнь спас. Хах. – Девушка всплеснула руками, отчего рукава скользнули вверх-вниз. - Так что я тоже...
-Не любишь быть в долгу?
-У моей семьи с этим кое-какие проблемы. – Уклончиво поясняет она, заправляя волосы за уши и через секунду возвращая их обратно.
Должники? Интересно. Ладно, с биографией и скелетами в ее шкафу с куклами разберемся позже. В конце-концов, у меня у самого в гардеробной армия скелетов, не мне судить семейку, не сумевшую позаботиться о дочери.
Блондинка вновь убирает спутанные волосы за уши и… Улыбается. Медленно, очень робко, будто проверяет мою реакцию. Смотрю на обветренные губы, задумываясь над предложением. В смысле… По-настоящему задумываясь. Изначальное резкое «нет» почему-то застряло в горле неприятной и острой костью, когда эта мелкая смотрела на меня снизу вверх.
Собственно, что я теряю? Ничего. Если она не зальет открытые раны зеленкой и не станет зашивать их хитровыдуманным швом опытной домохозяйки…
А что я приобретаю?
Ехать в больницу не хотелось. Ждать Ника, который страдал приступами гемофобии и мог развлечь меня обмороком при виде крови, тоже не было желания. И если только что спина меня не беспокоила, то теперь, когда она начала болтать об этом, раны и ссадины будто воспряли духом, радуясь вниманию. Порезы зудели под слоем ткани футболки из-за каждого движения. А поскольку мои руки были не трехметровые, чтобы дотянуться до них…
-Твоя футболка на спине вся красная. И это в тренде только на Хэллоуин, знаешь. – Бормочет она, пока я размышляю, а затем тычет пальцем в мою руку. – И твои костяшки. Там могли застрять осколки. Я как-то упала коленом на битую бутылку. То еще было зрелище. Даже не представляла, что во мне столько крови!
Ловлю себя на мысли, что вновь неосознанно рассматриваю свою гостью. Ее белокурые волосы, спутанные и растрепанные, еще хуже, чем вчера. Напоминали клубки пакли или старую мочалку. Но цвет красивый. Теплый.
Нос немного вздернут, и когда девчонка разговаривает, кончик едва заметно дергается. А еще она чрезмерно эмоциональна. Когда болтала, то махала своими руками во все стороны. Тонкие запястья – лучевая и локтевая кости, обтянутые кожей, то и дело выныривали из огромных рукавов халата, что был ей совсем не по размеру.
Речь суетливая, а взгляд бегает по стенам, дверям, ручкам, цепляя детали интерьера. Меня она избегает. Нервничает. Но не сбегает.
Странная.
Я видел людей, которые многое потеряли. И тех, которые потеряли все, даже себя. Людей, в чьих глазах застыло отчаяние и бессилие. Вчера мне казалось, что она такая же. Достигла пика. Дна.
Но сегодня… Она не была похожа ни на кого из них. Будто свет дня разрушил этот образ.
Вчерашняя разбитая девушка, почти белая, на фоне лунного света и ночного неба… Вырезанная из плотной мелованной бумаги. С глазами, блестящими от слез. Где она? От этого зрелища остались лишь слишком бледная кожа, да темные синяки под глазами.
Но я не мог ошибиться. Тогда, на крыше, она сгорала. Таяла, как восковая свеча. Яркий огонь в карих глазах – единственное, что от нее осталось. Еще минута – догорит до основания, оставив после себе лишь воспоминание да дым от фитиля, который также погаснет через мгновение. Но теперь она будто вновь вспыхнула.