Мальчик сидел на диване и смотрел телевизор.
– Максик, а я думала, что ты спишь.
– Бабуля, они уехали? – Ребенок даже не повернулся к бабушке.
– Да. Они завтра приедут за тобой…
– Но они даже не попрощались! – Максим встал и посмотрел на женщину. Глаза наполнились слезами.
– Ну, ты чего, Максик? – Антонина Львовна обняла мальчика. – Мы думали, ты спишь.
Мальчик всхлипнул и уткнулся в бабушкин живот.
«Я не смогу!»
– Ну, успокойся и ложись спать. – Антонина Львовна отстранила мальчика и улыбнулась.
Малыш вытер слезы и тоже улыбнулся.
Антонина Львовна стирала. Она опускала руки в белую шапку пены, вздыбившейся над зеленым эмалированным тазом. Перетирала там что-то, поднимала из воды руки и снова опускала. Потрескивали дрова. В доме стало прохладно, поэтому пришлось разжечь печь.
«Сейчас мальчик уснет, и я задушу его. Положу ему на лицо подушку и…»
– Бабуля, я не могу уснуть, – услышала она за спиной и шумно выдохнула. Максим подошел к бабушке и дернул ее за закатанный рукав. – Бабуль, почитай мне, а?
«Я не смогу!»
«Сейчас!»
«Не смогу!»
«Сегодня!»
Антонина Львовна резко развернулась, схватила внука за голову и притянула к белой пене. Мальчик почти не сопротивлялся. Он скорее рефлекторно схватился за края таза, но женщина надавила сильнее, и лицо внука погрузилось в пену, а затем и в воду. Максим понял, что с ним не шутят. Поднатужился и вырвался из грязной воды.
– Ныыыхаа!
Женщина надавила сильнее, и мальчик не смог больше сопротивляться. Вода в тазу словно возмущалась такому наглому вторжению. Антонина Львовна давила на затылок мальчика до тех пор, пока тот не затих. Потом она отпустила ребенка. Тело мальчика упало и увлекло за собой таз. Посудина с грохотом ударилась о пол.
Антонина Львовна отошла к печи и села на залавок. Посмотрела на руки, на бездыханное тело внука и зарыдала…
– Кхе-кхе-кхе.
Женщина подняла мокрый взгляд. Мальчик был жив. Он сидел в луже и смотрел на бабушку. Два мыльных пузыря, свисающих из носа, соединились в один шар и лопнули. Женщина вздрогнула.
«Он убьет меня! – Это было первое, что пришло ей в голову. – Теперь он убьет меня наверняка».
«Встань!»
Жесткий взгляд мальчика пугал. Будто два стальных шипа впивались в нее. Две дорожки соплей под носом вызывали отвращение. Максим сидел молча. Он наблюдал.
Женщина встала.
«Иди!»
Антонина Львовна повернулась и направилась к лицевой стороне печи. Остановилась у закрытого зева. Она словно прислушивалась, ждала приказа для дальнейших действий. Потом открыла горнило. Посмотрела на внука, будто спрашивая разрешения.
«Лезь!»
Женщина влезла на припечек, еще раз оглянулась.
«Ложись!»
На четвереньках прошла в чело и легла лицом на пламя.
Максим вскочил с места и побежал по проходу в сторону водителя.
– Останови! Останови! – захлебываясь, закричал он на ходу.
Вкус мыльной воды понемногу проходил.
Черт знает что! Стоило задремать, и снова какой-то сон… Будто его топили… Да не его вовсе! Ребенка! Но Максу казалось, что этот ребенок – он сам.
Макс вышел из автобуса и глубоко вздохнул, потом сел на остановке и огляделся. Он почти доехал, поэтому махнул водителю. Дверь зашипела и закрылась. «Пазик» выплевывая клубы выхлопов, поехал в сторону блестящих на солнце теплиц.
«Что со мной происходит?!»
Жуткие ощущения после кошмаров, которые он тут же забывал. Вкус и запах, преследующие его после просмотра этих снов. Все это могло быть составляющими одной болезни. Могло, но наверняка сказать может только доктор. Он полез в карман, достал пластинку таблеток. Витамины. Странная упаковка без названия. Сколько Максим помнил себя, столько он и глотал эти драже. То, что доктор прописал. Макс хмыкнул и надавил на упаковку. Щелчок. Пачка была пуста. Теперь Максим вспомнил, что уже дня три не принимал их. Черт! Все-таки надо зайти к дяде Славе.
Дядя Слава был и врачом, и отцом. Крестным отцом. Макс ничего не помнил из детства. Примерно лет с десяти начинались смазанные воспоминания, будто он смотрел в запотевшее стекло. Крестный так крестный. К тому же он самый родной Максу человек. Родители Бабурина погибли, как сказал дядя Слава, в автокатастрофе.
Максиму иногда казалось, что он видел эту аварию. Чушь, конечно. Но в голове появлялись такие четкие картинки… Макс думал, что он был там. На заднем сиденье, например. Может, его выбросило из машины? Он выжил и ничего не помнит. Ничего!
«Скоро я все вспомню. И тогда все встанет на свои места. Все».
«Что-то происходит в доме! Что-то с мамой!»
– Стасик, нам надо вернуться.
Станислав вопросительно посмотрел на жену.
– У меня какое-то предчувствие, – попыталась объяснить женщина.
– Успокойся, милая. Все нормально. Максим спал, когда мы уезжали. К тому же мы уже почти приехали.
Он еще раз взглянул на Елену. Женщина как-то сжалась вся, напряглась, будто пружина. Пружина, готовящаяся выстрелить.
…При каждом выдохе из носа мальчика продолжали вылетать мыльные пузыри. Он сидел в луже и смотрел прямо перед собой. Максиму были видны ноги, торчащие из печи. Они не двигались. Одна тапка осталась на ноге, вторая свалилась в подпечек. Запах паленых волос сменился запахом горелого мяса.
Вдруг мальчик выставил перед собой руки. Сжал кулачки. Со стороны его действия были похожи на игру в водителя, будто он держался за руль. Максим даже водил руками из стороны в сторону как заправский шофер. Вытянул вперед правую ногу, словно под ней была педаль, и резко вывернул руки влево…
…Пружина выстрелила. Лена схватилась за руль и резко вывернула его влево.
– Поворачивай назад! – закричала она.
Станислав попытался надавить тормоз, но нога не слушалась его. Мужчина даже не смог снять ее с педали газа. Машина выскочила на встречную полосу. За пару секунд до столкновения с грузовиком Станислав и Елена увидели на обочине Максима. Он помахал им рукой.
А потом их поглотило пламя…
С работы Максим отпросился, сославшись на плохое самочувствие. Он не врал. Макс чувствовал себя паршиво. Теперь его тошнило.
В одиннадцать часов Бабурин стоял на остановке, на той, с которой его каждое утро забирал старый «пазик». Домой идти не хотелось. Ему сейчас не хотелось ничего. Даже жить. На какое-то мгновение он почти готов был шагнуть с крыши, прыгнуть с моста или наглотаться каких-нибудь таблеток. Но мгновение прошло, а с ним – и желание покончить с собой. Домой, только домой. Чашка горячего кофе подавит тошноту, а французская комедия улучшит настроение. Именно чашка кофе и французская комедия.
Но кофе он так и не выпил. Минут через пять после того, как Бабурин вошел в квартиру, на пороге появилась Нина Федоровна. Женщина захлебывалась и глотала слова. Ей хотелось рассказать все и сразу.
– Максик… Максик… представляешь…
– Да что случилось, Нина Федоровна? Проходите, садитесь.
Теща, не разуваясь, прошла в кухню. Макс налил ей воды. Она выпила и продолжила глотание слов.
– Ты… их…
– Стоп! – остановил ее Максим. – Давайте по порядку. Попейте еще водички. Давайте. Кто-то умер? – навскидку спросил он.
– Да.
– Хорошо.
Женщина дернулась.
– Извините; я о том, что мы выяснили наконец, что случилось. – Макс покраснел.
– Умерли, – выпалила теща и замолчала, будто все и так понятно.
– Кто? – терпеливо спросил Максим.
– Тамарка с Андрюхой! Они сгорели! Ночью!
– А кто это? – Максим не понимал, о ком говорит теща.
– Максик, это же те, которые убежали с дачи.
Максим встал и налил воды. Теперь Нина Федоровна не выглядела расстроенной. Наоборот даже. Он подал ей чашку. Она приняла и заговорила так, будто и не захлебывалась пять минут назад.
– Помнишь, ты тогда сказал, что деньги им на похороны?