Я прислушалась, уловил неясный звук за окном. Неужели мы успели, вот только плотная желтоватая тюль. Я до крови прикусила губу и поползла вперед. Почти сразу меня вырвало. Сзади надрывалась Алиса, а я ползла вперед, скользя в луже блевотины. Еще совсем немного. Я рванула тюль на себя. Посыпались деревянные кольца, держащие ткань и в комнату проник даже не свет, а его предчувствие, утренний фантом. У окна крик петуха слышался отчетливо, и я почувствовала, как погружаюсь в теплое и темное забвение.
Влияние тьмы
— Какие вкусные покакушечки, — просюсюкала Тамара, снимая памперс с орущего младенца. Она всегда хотела иметь ребенка и сейчас, в свои девятнадцать, ощущала себя самой счастливой женщиной в мире. Пеленочки, распашонки, приготовление смесей и заталкивание коляски в битком набитый автобус наполняло ее жизнь смыслом.
— Дима, пора мыть нашего зайку. — прокричала она мужу, сидящему за компьютером. Тот недовольно поморщился и встал, раздраженно отодвинув стул.
Дима познакомился с Тамарой на дне рождения у лучшего друга. Тогда она была немного полноватой, смешливой блондинкой, с блестящими глазами. Потом все пошло по обычному сценарию — они выпили и как-то незаметно оказались в постели. Через три месяца, Дима пил на кухне с ее отцом и клялся, что не оставит ребенка.
Свадьбу сыграли шикарную, взяли кредит в залог квартиры, доставшейся Диме от бабушки.
— Полотенце принеси, — крикнула жена, неся ребенка в ванную.
После родов Тамару было не узнать, она набрал не меньше двадцати килограмм и при ее невысоком росте, казалась не просто полной, а по-настоящему жирной.
Секса у них не было уже полгода, сначала ребеночку может повредить, а потом жена просто отворачивалась к стенке и орала, если Дима пытался тронуть ее. Впрочем, ему не сильно хотелось прикасаться к обросшим складкам телесам супруги.
Взяв полотенце, Дима остановился перед холодильника и вытащил банку пива. Густая пена зашипев, полилась из горлышка, но Дима успел присосаться к банке. Выпив пиво за пару глотков, Дима смял банку и выкинул в мусорное ведро.
Посадив ребенка в ванную Тамара, одной рукой придерживала его за спину, а второй плескала воду. Малыш сидел совершенно спокойно, только немного морщился, когда вода попадал на голову.
— Мой, хорошенький, будешь чистеньким, сладеньким, — приговаривала Тамара.
Когда Дима вошел, она бросилась на него злобный взгляд, Младенец громко пукнул, пуская пузырики. Тамара приторно улыбнулась Диме, словно стараясь сгладить произошедшее ранее.
Пиво немного ударило в голову, и Дима не обратил внимание на резкую смену настроения жены.
— Спасибо, положи на край ванны, — сказал Тамара и игриво погладила его ногой, — иди, подержи малыша.
Дима неуверенно помявшись, все же сменил жены. Вода была холодной.
— Тамар, вода же ледяная, — закричал Дима, подхватывая ребенка на руки.
— Ему нравится, — сказала Тамара, — смотри.
Малыш недовольно завозился и сморщил лицо, явно собираясь заплакать.
Тамара подхватила его и быстро опустила в воду. Лицо ребенка сразу разгладилось, приобретая спокойное выражение.
— Врач говорил, что ребенка нужно купать в комфортной для него температуре, — поучительно сказала Тамара.
Потеряв всякий интерес к мужу, она засюсюкала с ребенком.
Дима вышел на кухню и взял еще банку пива. Надо менять работу. После той трехнедельной командировки жена совсем изменилась. Когда Тамара приехала из роддома, она была совершенно нормальной. Но после появились странности — постоянные истерики, упреки, претензии. А сейчас только эти злобные взгляды, резко сменяющиеся приторной улыбкой.
Жена вышла с закутанным в полотенце малышом. Младенец не моргая уставился на него. Дима мог поклясться, что на секунду в маленьких глазках промелькнуло что-хищное, как у готовой броситься собаки.
— Дима, сходи наверх к Серовой, она у меня тысячу занимала, а потом зайди в магазин, печенки возьми три кило, — сказала она, баюкая ребенка.
Дима достал еще пива и обув старые, коричневые туфли, вышел в подъезд. Жутко хотелось курить, но Тамар еще до рождения ребенка, сказал, что он будет ночевать на улице, если она почувствует запах сигарет. Так что теперь только в командировках.
Дима поднялся наверх и постучал в обитую черным, обшарпанным дермантином дверь. Серовы почти ни с кем не общались, только его жена сдружился с ними. Максима он знал с самого детства — тихий, замкнутый, наверняка, ему несладко в школе приходится.
Никто не открыл. Дима услышал осторожные, крадущиеся шаги за дверью. Он постучал сильнее.