Через несколько минут Дрол отложил в сторону новую бумагу. Она уже была поважнее и имела плохие новости. Прочитав его, Дрол понял, что Информационный отдел можно было никуда не посылать. Ещё одно письмо от мэра. И судя по дате, человек, чьи чертежи информационщики должны были найти, был убит семь лет назад. Вряд ли Слуд отказал Ровсу в этом деле. Но это был не последний сюрприз, который Дрол нашёл в столе экс-главы СКОПИ по городу Херг и близлежащим к нему территориям.
Дрол взял новую жалобу в руки, в которой говорилось о странно ведущем себя плотнике, хотя Дрол не сомневался, что это обычный ни в чем невиновный человек. Самоназначенный помощник такого же самоназначенного главы СКОПИ по городу Херг зевнул и отложил письмо в сторону. Протерев уставшие глаза, юноша потянулся за следующей бумажкой, как вдруг его глаза резануло знакомое слово. Дрол так и не взял следующую жалобу, а с замирающим сердцем потянулся к письму, лежащему под основной частью кипы бумаг. “Серый” не ошибся - там действительно значилось знакомое ему слово. Зерновка. Именно так называлась его деревня, в которой он родился и вырос. Дрол разгладил слегка помявшийся лист и принялся быстро читать.
“Приказ от главы Блока Борьбы с Отступными Религиозными Движениями по Рыпунской губернии господина Арева Штендберта.
С двадцатых чисел июня по сентябрь ни одна организация, будь то государственная, частная или незаконная не должна присутствовать и вести свои дела в районе города Херга. Любых нежелательных лиц, даже если это слуги или приближенные самого Императора, незамедлительно уничтожать, стирая все следы. Местная служба ББОРД также не должна вмешиваться в дела. Расследования в данном районе, не имеющие причастие к частным грабежам, частным убийствам и тому подобного, прекратить и не вести в будущем. Жилые поселения, которые не должны посещать неугодные лица, а также сотрудники Службы Безопасности и местные чиновники:
Отселька;
Малышовка;
Красино;
Прошино;
Зерновка;
Уделино;
Замашино.
P. S. Лучше послушаться, не то не сносить нам обоим головы. Я знаю, что говорю.
Мэр города Херга и прилежащих к нему земель Ровс Надульцин.”
Дочитав последние строки письма, Дрол уже не видел, что творится вокруг. Его вновь перенесло на четыре года назад. Перед ним снова предстала согнанная толпа людей, отряд “серых”, следящий, чтобы все смотрели, все слушали и никто не сбежал, и командир борцов с еретиками, зачитывающий приговор. И, разумеется, отец с матерью и малолетняя сестра. Все стояли и смотрели на него одного. У всех был сочувствующий взгляд, но никто не попытался ему помочь.
Или Дролу это только казалось? Все лица казались одинаково расплывчаты и сказать кто староста, а кто кузнец, было невозможно. Дрол по памяти глянул туда, где должны были стоять его родители. Но и их лица стали неотличимы от соседних. Даже лицо сестры, с которой он не расставался дольше, чем на сутки, было лишь частью окружающей массы. Но как так? Ведь Дрол только вчера вспоминал все минувшие события и прекрасно видел каждого. Или тогда ему лишь мерещилось?
Дрол мог с уверенностью сказать, что у него хорошая память, и людей, с которыми так часто виделся, ни за что не забудет. Но чем тщательней он пытался вспомнить лица родителей и сестры, тем всё более расплывчатой становилась картинка. Но как он мог их забыть? Ведь это были самые любимые для него люди? И даже через два года он не смог найти кого-нибудь дороже них. Но… когда он в последний раз вспоминал о них? Один раз за четыре года? Что он сделал для них, раз они ему настолько дороги? И раз родители с сестрой мертвы, то для кого он вообще проводит здесь расследования, сажая или спасая незнакомых людей, которые для него ничего не значат? Всё бесполезно и зыбко. Кому есть дело до него, и у него к окружающим? Лишь иллюзорное чувство справедливости.
И сейчас ему предстояло ответить на вопрос, который рано или поздно задает себе каждый человек.
“А зачем я тогда вообще нужен в этом мире?” - Дрол мог ответить себе, что живет ради себя, но это была бы ложь. Ведь он не получал от жизни удовольствие. Разве можно получать удовлетворение, когда ты ничего не чувствуешь вокруг себя? Ни радости, ни печали, ни грусти, ни любви, ни сострадания.