По белой щеке пробежала слеза.
-Спасибо Вам, - губы наемника растянулись в улыбке. Она не сошла, даже когда сердце стража перестало биться.
Человек вздохнул и, прикрыв глаза мертвеца, направился в сторону Тсеча, который уже начал приходить в себя. Казалось, кровавая лужа и десятки наваленных друг на друга трупов не вызывали у него ни капли омерзения, будто ему было не впервой находиться посреди бойни.
-Вы… вы же епископ Живин? - пролепетал Тсеч, хотя итак знал ответ.
Выкраиная золочеными изображениями ряса говорила за своего хозяина. Тсечу не требовалось глядеть на увеличенный в размерах крест, дабы понять, кто перед ним.
Епископ перекрестил "серого".
-Ты абсолютно прав. А как же мне следует обращаться к тебе, сын мой?
-Я Тсеч. Тсеч из семьи Бьердов.
Живин кивнул. Он наклонился к земле и поднял выпавший из рук разбойника топор. Вскоре руки Тсеча оказались свободны.
-Это же вы с ними… так? - Тсеч потер кисти.
Но епископ не ответил. Не обращая внимания на слова "серого", он склонил голову вперёд, сомкнул руки и закрыл глаза. Едва различимая молитва полилась с его губ. Тсеч не мог прервать священника. Что бы у него ни было на сердце, он должен был проститься с душами умерших, которые сейчас покидали этот мир.
Запах крови всё меньше терзал ноздри. За закрытыми глазами не было видно груд мертвых тел, на которые уже начали слетаться падальщики. Погруженному в молитву Тсечу стало гораздо легче. Вся тяжесть и усталость удалились от него.
-Что же ты хотел спросить у меня, Тсеч Бьерд? - услышал над собой голос "серый". Епископ уже перестал молиться и сейчас стоял прямо перед ним.
-Это вы покончили с разбойниками?
-Да, - Живин ответил без сомнений.
-Значит, можно было обойтись без жертв.
-Сохранив жизнь, можно убить честь. Наемники живут тем, что доказывают свою силу, защищая таких нанимателей как я. Показав свою силу и совершив их работу, ты ранишь не их тело, но их сердце. Я желал лишь помочь им, сразив разбойников, что засели за деревьями, но их оказалось слишком много.
-Нет, Ваше Святейшество, - покачал головой Тсеч. - я не упрекаю вас в нерасторопности. Я уверен, у Вас были причины прийти на помощь позже, но… но зачем стоило нанимать людей для Вашей защиты, когда Вы в силах защитить не только себя, но и всех их?
-Они наемные солдаты, они живут охраняя людей, подобных мне. Не будь нас, они бы не могли прокормить себя и свои семьи. Лишь получая просьбы от меня и иных людей, что считают свои жизни излишне ценными, у них есть работа. Никто не ожидал, что мой короткий путь прервется столь ужасным образом.
-И всё-таки, - Тсеч оглядел поле боя. Кровь уже растеклась по дороге, но, не достигнув ног, грязным пятном впиталось в землю. - столько людей погибло. Не только наёмники, но и сами разбойники. Вы же могли их не убивать. Разве суть священника не в возвращении заблудших душ на праведный путь?
-Нет. Пусть задача служителей Господа и в наставлении людей на путь истинный, их я бы исправить не смог. Я не смог увидеть в них ничего человеческого, а ты?
Тсеч промолчал. Глаза, наполненные жаждой крови, вновь пробежались в его памяти.
Не дождавшись ответа, епископ продолжил:
-Я не хочу брать грех на душу за невинно убиенных. Я не взялся бы за наставление сих грешников, но позволив им жить, я бы даровал им возможность вернуться к злодеяниям. От них чадит смертью. Это не их первый налет, так пусть будет последним. Нам остается лишь молиться, чтобы их не постигли самые ужасные муки Ада, - Живин вновь сложил руки.
Вслед за его новой молитвой земля задрожала. Предчувствуя опасность, вороны поднялись в воздух, громко крича о потерянной трапезе. Однако ничего страшного не последовало. Словно по речной глади, телега заскользила и съехала с проезжей части. Следом поплыли мертвецы. Вскоре груды тел исчезли. Наемники и разбойники лежали ровными рядами на земле. Их лица невозможно было различить. Лишь снаряжение отличало одних от других.
-Ты всё ещё презираешь меня? - спросил епископ, закончив с расчисткой дороги.
-Я вас никогда не презирал, - поспешил ответить Тсеч. - но… это не Ваша работа. Продолжайте наставлять людей, а для наказания грешников есть мы. Вы всегда можете положиться на Вашу правую руку, не стоит пачкать свои, Ваше Святейшество. Пусть они остаются чистыми.