Подойдя к аппарату, который беззвучно стоял на столе, я остановился у него, положил руку на хромированную трубку, исходившую из самого его сердца, и прошептал «Ну давай, родной, сегодня должно получиться». Постояв в полной тишине несколько секунд, я принялся за работу. Медленными движениями я достал энергокуб из рюкзака, прекрасно помня, что мегаватт энергии – это гипотетическая воронка от взрывной волны диаметром около километра. Поэтому шутки с этой батарейкой были плохи. А я и не шутил, и тем более не собирался его взрывать. Погрузив куб в самое сердце «Флатрокрита-2», я начал присоединять провода и трубки. Дальше последовал долгий и нудный процесс синхронизации и дефрагментации, чтобы не было отторжения энергии. Ведь изготовлена она была за сотни световых лет отсюда, поэтому сомневаться в ее безупречности все-таки стоило. Ближе к 6 утра я наконец закончил со всеми приготовлениями. Вымотанный, но бесконечно довольный, я отошел от своего детища на пару шагов в предвкушении нажатия на стартовую кнопку. У меня был всего один шанс, поскольку теперь для запуска аппарат требовал около семисот киловатт, то есть большую часть. Права на ошибку у меня просто не было. «Ну что, пора, Олег, пора», - этой мысли было достаточно, чтобы двинуться в сторону флатрокрита.
Но запустить его было не суждено. В этот момент в лабораторию вошел Сергей Трупов - глава комитета, где работали родители. Высокий, худощавый и очень жестокий человек, которого, как казалось, боится сам глава правительства. За ним в помещение ворвались человек пять военных с автоматами наперевес.
- Олег Андронов? – жестко спросил гость.
- Он самый, - ноги мои подкосились при виде дула автомата, направленного мне в голову. Поднимая руки вверх, я понял, что на этом все кончено: и мои эксперименты, и мои планы на будущее, и моя жизнь.
- Вы обвиняетесь в незаконной научной деятельности, направленной на подрыв устоев нашей планеты, а также в контрабанде, нарушении дисциплины и еще по восемнадцати пунктам кодекса. Наказание за все это – смерть с конфискацией всего имущества, - из-за спины главы комитета показались несколько человек в лабораторных халатах, которые оперативно и очень аккуратно стали собирать оборудование и бумаги, где были все мои наработки. Не прошло и десяти минут, как стол, где стоял мой флатрокрит, опустел, оставив лишь воспоминания о пустых надеждах. Люди в халатах исчезли так же быстро, как и появились, а Сергей Трупов, подойдя ко мне вплотную, четко и уверенно сказал: - Скоро приговор вступит в силу, а пока что можете попрощаться со своими близкими.
Он развернулся и направился к выходу, а за ним последовали и автоматчики, все это время державшие меня на мушке. А я остался стоять опустошенный посреди комнаты с поднятыми руками. Так прошло несколько минут, прежде чем здравый смысл стал возвращаться.
«Что значит «скоро приговор вступит в силу»? Насколько я знаю, Комитет не дает права выбора, а уничтожает нарушителя на месте. И все улики они уничтожают вместе с самим нарушителем. Почему тогда пришли какие-то парни в халатах и все аккуратно собрали?» - вопросы порождали новые вопросы, хаотично мечась и не позволяя на них сосредоточиться. Опустив руки, я наконец начал приходить в себя, понимая всю суть происходящего. Надули! Обокрали! Силой забрали многолетние труды! Я хотел было побежать за своими обидчиками, но вспомнил про автоматы и чуть поостыл. И самое главное, никому не нажалуешься, ведь расстреляют. Усмехнувшись, я сел рядом с котом, который, видимо, как и я, был в ступоре от происходящего. И буквально через мгновение в лабораторию ворвались с десяток солдат и окружили меня. А за ними в мой большой научный кабинет вошел… Сергей Трупов, который железным голосом обратился ко мне.
- Олег Андронов?
- Он самый, - недоумевал я.