- Его нет в Лондоне! Нигде нет! Дозвониться не можем третий месяц! Никаких концов! – вот это дела!
- Мне очень жаль, Кристин, я не знала, - и тебе не стоит знать, что я теперь буду сходить с ума в ожидании хоть каких-нибудь вестей о демоне.
- Тебе ни фига не жаль, - обвиняет, - но поверь, ты ещё пожалеешь! – Я уже жалею, глупая!
- Это угроза? – держусь, ковыряю рану в душе и ей, и себе, - Ты настолько любишь Демиана и так равнодушна к Анхелю?
- Анхелю внимания и любви с лихвой хватает, но заслуживает этого Дем! – отвечает непонятное, потом смахивает слезинку, а вместе с ней плохое настроение, - ладно, проехали. Будем гулять дальше.
А мне-то теперь как?
***
В целом городок оказался очень даже милым, с типичной для Каталонии архитектурой, с обязательной башней колокольни, которая наверняка в своё время не раз навевала юному скульптору самые недвусмысленные ассоциации. С длинным променадом и бутиками, бестолково тусующейся молодёжью, устроившей на площади какой-то странный сидячий флэшмоб в защиту чего-то зелёного, детьми тут и там, снующими на самокатах и великах, а в целом, очень приветливым и спокойным.
О чём бы ни говорили, мысли возвращали меня к Демиану. Его внезапной пропаже и странному болезненному чувству, что она связана со мной.
Удивительней всего, что за весь вечер, что мы мотали километры по местности, мой мобильник ни разу не позвонил, а когда уже в сумерках вернулись, Анхель сидел в машине, так что даже не пришлось сказать,
- Аста ла виста*! – моим новоиспечённым родственникам, хотя очень хотелось, а ещё лучше, - адьёс**!
С Кристин расстались на дружеской ноте, что в целом добавило ложку мёда в ту бочку дёгтя, что мне преподнесла новая родня.
- Поехали? – спросил супруг, когда я села в машину.
- Есть варианты? – дико захотелось дерзить. И было до ужаса обидно, что он даже не спохватился за несколько часов, где жена. Поскольку муж не ответил, а выговориться назрело, то продолжила, - ты даже не побеспокоился, где я была эти часы?
- Фиат Кристин во дворе всё объяснил, - пожал плечами, не отрываясь от руля. И впервые появилось желание разругаться!
Тот светлый образ Ангела, который успел нарисоваться в моём сердце, вдруг потерял одну из сусальных золотых пластинок, коими был до этого облицован с головы до ног. А ведь я считала его слитком высшей пробы, а не позолоченным болваном! Впрочем, первая отвалилась после корриды, я сейчас это поняла.
- Ты считаешь это нормальным, Анхель?
- Анхель? – переспросил удивлённо. Он уже так привык и отзывался на Ангела, и вдруг что-то поменялось.
- Ты не ответил! Считаешь нормальным, что твои уважаемые родители не пустили меня на порог?
- Прости, - вздохнул, - но это их дом, я не могу диктовать правила.
Вот и всё! Вставай на ноги Габриэла, у тебя должна быть своя страховка в жизни, красивая сказка превращается во что-то иное…
***
Когда пройдёт достаточно времени, я скажу Анхелю,
- Большое спасибо! – за тот урок-ответ. Может быть, он пытался меня поддержать, но я не увидела, не почувствовала этой поддержки. Может быть, ему самому в тот момент нужна была поддержка, но я ждала её от него на том основании, что он – мужчина, и это его близкие так оскорбительно мной пренебрегли.
И если уж ты принял решение и женился, будь добр отстоять свой выбор!
Но, как бы там ни было, именно в тот самый день малое зёрнышко сомнений из моей прежней жизни, о которой старалась забыть, дало свежий росток. Нет, конечно, не сразу, не на следующий день я вскочила с мыслью: «Надо что-то делать!», но почва с того момента начала зреть и удобряться.
И не только тем фактом, что оказалась отверженной в их семье, но и тем, что после каждой поездки в Сан Кугат, в которых больше его не сопровождаю, муж возвращается отчуждённым. Порой начинает казаться, что смотрит на меня и думает,
- Какого чёрта этот заморыш здесь делает?
Становится особенно пренебрежителен к моим словам и предложениям, и я обязательно ловлю в этих знаках высокомерие аристократа, позволившего своей милостью безродной дворняжке поселиться на пороге его особняка.
Через некоторое время барская спесь ослабевает, особенно после того, как пару-тройку раз оставляю без внимания его намёки на ассоциации, доводя до состояния, когда наш гордец вынужден опускаться до мольбы. А мне-то что? Я же не трясусь от вожделения, когда он целует мои руки или колени, могу и подождать.
А могу и поиграться, подержав его на голодном пайке, а потом, доведя до унизительной дрожи, когда уже невмоготу, смеюсь, а он почти плачет. Иногда, обласкав, подразнив, бросаю, оставляя довести дело самому. А могу и пожалеть, отдавшись сполна. Эта странная игра с некоторых пор доставляет ему извращённое удовольствие, ведь моё решение его участи - всегда сюрприз. Всё в моих руках.