- Всё для тебя сделаю, только не плач!
- Сделай для меня всё, демон!
Глава 29.
Подумалось, почти сорвалось с губ! Но так и сталось несказанным.
Вместо этого, собравшись, отступаю, вовремя одумавшись, покидаю тёплый кокон его заботы, отрываюсь с болью,
- Отвези меня, пожалуйста, в отель, Демиан.
Его руки опускаются безвольно, словно мгновенно потеряли силу, но не спорит, не просит, не уговаривает,
- Поехали…
Весь неблизкий путь до отеля, в котором остановилась наша труппа, молчим. Дем больше не призывает смотреть на виды Лондона, не просвещает на предмет здешних достопримечательностей, хмур и молчалив, просто сосредоточенно глядит вперёд на дорогу.
Провожает до парадного и я, понимая, что надо достойно проститься, останавливаюсь на последней ступени,
- Спасибо, Дем! Было приятно повидаться. Когда приедешь в Барселону, буду рада встретиться, - а потом, подумав, добавляю, - ведь ты – мой родственник.
Это последнее дополнение тут же отражается на его красивом лице, как хлёсткая пощёчина, в невозможные глаза даже смотреть больно. Но ведь я права и делаю всё правильно, поэтому,
- Adiós, cariño*, - чмокаю в щёку. Просто родственный поцелуй, ничего больше. Сквозь кожу уже пробилась щетина, поэтому губам немного колко, но очень тепло и приятно вдохнуть запах Демиана, смесь туалетной воды и его личный, очень мужской, очень желанный, очень-очень мой…
Но не мой, потому что я - замужняя женщина, и даже если бестолковый муж, который то легко кидается в измены, то не менее легко делится мною с братом, готов закрыть глаза на встречные шалости, то я не такова,
- Танго втроём не будет, - говорю тихим шёпотом возле его уха.
Он дёргается, как будто и впрямь ударила, хватает за запястье,
- Мне не надо втроём! Я хочу вдвоём! Только ты и я! – вот и вырвался на свободу истинный демон, весь вечер игравший роль заботливого родственника.
- Никакого не будет! С посторонними мужчинами не танцую! – высвобождаюсь из его руки, - будь счастлив, Демиан! – не оглядываясь, захожу в недра отеля…
Спина прямая, походка уверенная, от бедра, пока он может видеть сквозь стеклянные двери. Но сделав несколько шагов до рецепшена, будто повисаю на собственном скелете, уставшая, вымотанная, вмиг опустошённая, а голову по-прежнему дурманит его запах.
Получив ключ, добираюсь до номера, несколько шагов от лифта буквально отсчитываю, как последний рубеж, с одной-единственной мыслью: упасть в кровать и заснуть, как можно скорее, чтобы выветрилось, не думалось, не томилось и не страдалось. Потому что Демиан всё-таки умудрился пошатнуть мою уверенность в правоте собственного выбора.
Но это ненадолго. Просто надо переспать с этой мыслью ночь, а наутро она окажется пригрезившимся бредом, причём, не только мне, но и ему.
На мои слоновьи попытки прокрасться мышью, просыпается Тереса,
- Какого чёрта, Габи?! – щурит сонные глаза, включив ночник на подозрительную возню, - что ты тут забыла, подруга?
- Спать пришла, - вяло отбрыкиваюсь.
- Ты сейчас должна кувыркаться с мужем на огромном сексодроме, в каком-нибудь люксе для новобрачных, а не скрестись в коридоре двухместного номера дешёвого отеля.
- Анхель уехал в аэропорт, - вру почём зря, - прилетал на вечерок поглядеть выступление. Скоро будет дома.
- Он, что ненормальный? – окончательно просыпается соседка, - прилетал посмотреть твои танцульки?
Да, чего-то я не продумала насчёт причины,
- Слушай, давай обсудим заскоки синьора Мендеса завтра, я валюсь с ног, - зеваю и правда абсолютно честно, опасаясь вывихнуть челюсть.
- Что, так и не вымолил прощения великий скульптор современности у строптивой супруги? – язвит, как умеет, - и что же он сотворил, что ты говоришь о нём так, будто и не муж вовсе, а какой-то дальний родственник? – зрит в корень! Сегодняшний синьор Мендес и есть дальний родственник.
- Слушай, Тересита, бросай допрос, всё равно сил нет отвечать! Всё потом, потом…
- Смотри, обещала! Завтра в дороге расскажешь! – вот липучка! А была бы у девушки своя личная жизнь, плевать бы хотела, что там творится в чужой семье.
Со всем мастерством, на которое способна, изображаю крепкий сон, а в голове в это время роятся мысли. Не идёт из ума эпизод на набережной…
Лица родителей, чем больше проходит времени, тем туманней и расплывчатей. А ещё, помнится бабушка Зина всегда подтянутая, моложавая, энергичная. Но очень добрая. Сколько ей тогда было? Примерно пятьдесят, когда отец увёз нас в Кишинёв. Она приезжала четыре раза, мы с мамой гонялись в Москву намного чаще. Бабуля всегда радовалась нашим приездам и плакала украдкой, когда прощались.