От последней мысли становится больно в груди и обидно до тошноты! Она вольная пташка, а я замужняя синьора, чего так прёт, будто она сейчас у меня мужа уводит, как бычка на верёвке, а я вижу, маюсь, как зверь в клетке и, при этом не останавливаю!
- Я замужем! Я замужем! – занимаюсь аутотренингом, точно! Надо позвонить мужу!
Скорей достаю мобильник, нахожу Анхеля, звоню. Считаю гудки в надежде, что услышанное,
- Салют, Габо! – окажется самым эффективным лекарством в данном случае. Ведь несмотря ни на что, у меня замечательный муж, красивый, знаменитый, богатый, любящий… пусть странно, но всё равно, любящий.
- Ну же, Ангел! – тороплю трубку, - отзовись. Словно услышав призыв, мобильник оживает, а оттуда,
- Си!* – женским голосом.
Парализовало, даже ничего не могу ответить. Кто это с его телефоном? Ксимена? Или какая-нибудь новенькая голышка-натурщица? Она же видела, что звонок от жены и приняла! – синьор Анхель пока не может взять трубку, он в душе. Что ему передать, синьора? – а в голосе триумф.
- Салют, очередная, - как бы тошно не было, но она не видит, а голос не предаст, - передай Анхелито, что у его любимой жены всё в порядке, пускай не скучает!
- Я позабочусь, не сомневайтесь, синьора! – вот нахалка, - что-то ещё?
- Передай, что жена напоминает, чтобы сдал анализы до её возвращения! – а потом втыкаю шпильку, - Хочу, чтобы к приезду был чистеньким! – отключаюсь. Чего наболтала?
А чего смогла! Даже не пойму, по делу или нет! В душе яма! Вот тебе и любящий супруг, Габри! Вот и поддержка!
Наревевшись вволю, изжалевши себя, проклявши беспардонную девку, возненавидев в очередной раз супруга, впадаю в какое-то странное состояние: не сон и не бодрствование, просто пустота, как серая вата…
Из анабиоза возвращает Тереса. Сколько прошло времени, не знаю. За окном ещё ночь, а в дверях путается в туфлях подруга, очень пьяная и очень злая,
- Твой деверь монах или евнух?
- Ты о чём? – не сразу соображаю, чего ей надо. Не евнух, точно. А с каких это пор Демиан заделался монахом?
- О том, что я перед ним и так, и этак! Уже не то что намекать, а разделась, а он сказал, что вне брака и без любви для него табу! – потрясает кулаком, в котором зажат лифчик!
- Табу-у? – что за чушь.
- А то ты не знала? – взвивается. Она бесится, а я почему-то радуюсь.
Но тут вспоминаю, что произошло несколькими часами ранее, а ведь Анхель так и не перезвонил! Сволочь!
- Давай-ка проверим! – поднимаюсь с постели, надеваю белый отельный халат и, едва глянув в зеркало, да пройдясь массажной щёткой по высохшим как попало волосам, решительно направляюсь к двери.
- Ты куда? – таращит глаза Тереса.
- К монаху… или евнуху! Ты же интересовалась, что не так с моим деверем? – я полна решимости, - в каком он номере?
- Кажется, в пятьсот втором, - тянет растерянно, - ты пойдёшь к нему? Но зачем? – вот глупенькая.
- Есть вопрос, будет ответ! – хлопаю дверью.
А чего терять? Гори всё огнём!
Однако, поднявшись в лифте на пятый этаж, чувствую, что с каждым шагом по мягкой ковровой дорожке, уверенность покидает, буквально стекая в бархатный ворс, заглушающий не только шаги, но и храбрость: вдруг постучусь сейчас, а откроют чужие люди? Спросят,
- Чего припёрлась? – подумают невесть что!
Или Дем откроет и съязвит,
- Ты что-то здесь забыла, Габри? – и посмеётся, - сама себя принесла? – а потом ещё мужу позвонит и доложит, как я заявилась к нему в номер в халате на ночнушку,
- Ну, возьмите меня! – и они будут веселиться уже вместе с братом.
Все эти сомнительные мысли пчелиным роем жужжат в голове, пока минут десять уже топчусь лохматым привидением возле номера пятьсот два. И только собираюсь ретироваться, потому что кусачие пчёлы победили мою заячью храбрость, как дверь открывается, и меня втаскивает вовнутрь сильная мужская рука!
*Да! (исп.)