— Я могу сделать это и без защитного механизма.
Но себе Имон признался, что он понятия не имел, о чём речь. Если верить словам этого мужчины, то у Имона была ещё одна программа, активирующаяся лишь в случае опасности. Но как именно она работала? Не могла же она брать тело Имона под свой контроль и использовать его для защиты? Или всё же могла?
— Так ты хочешь узнать, ради чего ты здесь, или и дальше будешь угрожать и огрызаться?
— Не знаю, чего ты ожидаешь, старик, — Имон был готов поклясться, что прозвучавший от него смешок был похож на истерический, — но многого я тебе дать не смогу. У меня в этом городе ни родных, ни друзей. Никто даже пальцем не шевельнёт, чтобы спасти меня. Если ты рассчитывал на выкуп...
— У меня достаточно денег, — резко перебил его мужчина. — Ты нужен мне, потому что ты — единственный из «Аммон Ра», кто имеет ценность.
— Я ничего не знаю об «Аммон Ра», — с запозданием отозвался Имон. Сканеры уловили у него повышенный уровень норадреналина, но Имон отмахнулся от выскочившего перед глазами окна и вновь посмотрел на незнакомого мужчину.
— Как думаешь, кто-то поработал с твоей памятью? Или же ты сам стёр свои воспоминания? Хотя, вероятнее всего, ты стал жертвой программного сбоя... Да, скорее всего, так и есть. Не повезло тебе.
Имон хмыкнул и посмотрел на мужчину, как на умалишённого. Только идиот будет утверждать, будто киборг в состоянии стереть все свои воспоминания. Даже если бы такое произошло, копии бы сохранились во внутренних программах, но Имон искал там — и ничего не нашёл. Будто у него никогда и не было памяти, а из «Аммон Ра» он выбрался совсем чистым и новым. Программные сбои у киборгов были реже, чем у андроидов, но Имону всё равно не понравился этот вариант. Он даже хмыкнул ещё раз, этим действием подчёркивая своё недовольство.
— Я не хочу причинять тебе вред, — мужчина подошёл ближе, положил руку на край кушетки и кивнул на ремни, удерживающие Имона. — Я отпущу тебя, если ты пообещаешь вести себя спокойно.
— Без обид, старик, но ты не выглядишь шибко сильным. Ты же...
— Я сильный. Сильнее тебя и сильнее... других, — он осёкся, проглотил слово, почти сорвавшееся с языка, и заменил его другим, слишком расплывчатым и подозрительным, чтобы Имон не заинтересовался. — Обещаю, я тебя не трону. Я не сдам тебя полиции и не позволю никому до тебя добраться. Взамен я прошу лишь разрешение на изучение твоей правой руки и того, что в ней скрыто. После этого я, как мы и договаривались, установлю тебе другой протез. Этот у тебя уже совсем износился.
Ни один из сканеров не сообщил Имону, что его собеседник лжёт. И хотя знаний в общении с людьми, что были у Имона, было недостаточно, ему всё равно показалось, что старик говорит искренне. До него с Имоном ещё никто так не говорил. Отчего-то это бесило ещё сильнее.
— Мне нужно что-то большее, чем обещание, — проскрежетал Имон. Волна раздражения, поднявшаяся несколько мгновений назад, накрыла его с головой.
— Двадцать тысяч грийдов тебя убедят?
— Бо-осс, — протянул Номер Семь, сокрушённо качая головой. — Я знаю, что для вас эта незначительная сумма, но подумайте о...
— Я знаю, — громко и резко сказал мужчина, перебив его, — что делаю. Спасибо, что думаешь обо мне.
— Не только о вас.
— Ты предлагаешь мне деньги за то, что ты будешь копаться в моей руке? — на всякий случай уточнил Имон. Мужчина кивнул и начал отключать провода и ослаблять ремни, но делал это слишком медленно и расслабленно, будто занимался любимым хобби, а не пытался склонить буйного пациента на сотрудничество.
Когда ремни были убраны, Имон сразу же спрыгнул на пол и отошёл подальше. К сожалению, экран, оказавшийся рядом, продемонстрировал ему лицо Номера Семь, смотрящего на гостя с неприкрытым подозрением. Имон проигнорировал его взгляд, сосредоточившись на собственных ощущениях. После произошедшего доверять сканерам было опасно, особенно если учесть тот факт, что они не выявили повреждений левой руки. Но Имон помнил, что неизвестный мужчина прострелил ему руку.
Повторно запущенное сканирование ничего не дало. И тогда Имон, стараясь не замечать внимательного взгляда мужчины, осторожно посмотрел на свою левую руку. Самую обычную, человеческую, с мозолями, проступающими на запястье венами и длинными тонкими пальцами со сбитыми костяшками. Имон помнил каждый синяк и царапину, заработанную из-за какой-нибудь оплошности, но не помнил, чтобы прямое попадание не оставляло следов. Его левая рука была полна других едва заметных шрамов, но не следов от выстрела.