— Эгей! — кричит Лев задорно. — За арчак не хватайся! Руки от седла прочь! Повод возьми!..
Но в голосе громком, зычном не слыхать досады. Потому что далась езда верховая Андрейке. Как влитой держится в седле! И шагом, и рысью!.. А как пустит коня прыжком!..
А хорошо-то как на водопое плыть вокруг золотистого коня, обмывать гладкую спину и дышащие бока... И всем своим существом ощущать беззаветную преданность этого чуда живого бессловесного...
Настает и счастливый день, когда Андрей получает свой настоящий меч Полкан. И кольчугу получает, и шлем. Только шлем и кольчуга — простые, некрасивые совсем. Но Лев настоял и на этом.
— Ты простым дружинником побывай, князем-то побыть успеешь еще!
И Андрей не спорит. В кольчуге и шлеме, с мечом настоящим — в семь раз все труднее. Но он выдержит, он всему выучится!..
И снова зима. Белизною все одето. Александр приехал. Андрею подарок поднес — попону для Злата — по синему полю расшито серебром.
Идут рядом через двор, и Андрей чувствует, что Александр — друг ему. О прежних своих мучительных размыслах об Александре и думать не хочется, такими давними кажутся...
— Женить меня хотят, — говорит Александр доверительно и как-то слишком уж беспечно.
Андрей невольно улыбается с насмешкой. Ему девять лет. Все, что он урывками успел узнать об отношениях близких мужчин и женщин, видится ему нечистым. Ведь и о святых говорится, что они этого не желали. Алексей Человек Божий ведь ушел от невесты своей... И Борис и Глеб — отроки чистые были... Но Андрей-то Боголюбский и жен и сыновей имел, и в походы ходил, а все равно — святой... Но отец сказал, что князю иная святость подобает, нежели простому мирянину... А вдруг не прав отец?.. А если святость — в смирении, тогда святость князя в том, чтобы сделаться простым мирянином... Но разве так бывает?! Собственные мысли кажутся Андрею странными, он снова улыбается... Спохватывается — надо ведь говорить с Александром, отвечать, спрашивать...
— А на ком тебя женят? — спрашивает. Хотя особого любопытства не чувствует...
— На дочери полоцкого князя Брячислава женят меня, — отвечает старший брат. И на этот раз в голосе его звучит бесшабашность, и тоже — странная какая-то. — Пропадает пропадом воля моя молодецкая! — произносит с этой бесшабашностью Александр и будто сам над собой насмехается.
Андрей не знает, как надо теперь говорить, что сказать. Только чувствует, что все его слова детские выходят, будто бы он — несмышленыш какой... Но помалкивает — неловко...
— А что она — красивая? — спрашивает.
— А что я — видал ее? — отвечает вопросом Александр.
Теперь Андрей чувствует, что Александру — горько. Андрей бы стал утешать его, да не ведает — как это утешение сотворить, чем брат его старший может утешиться. Разум настороженно подсказывает, что лучше оставить Александра, подальше держаться. Но что-то тянет Андрея к старшему брату. И это самое «что-то» — оно и есть, должно быть, извечная мальчишечья, мужская тяга к риску, к такому головокружительному чувству, что вот еще немного — и жизни лишишься... а может, и уцелеешь... И сердце замирает, и страшно, и больно, и весело... И с кем ведь играешь? С самою судьбой...
Красива ли невеста Александра — не так важно Андрею. Сам девятилетний Андрей сейчас презирает всех женщин, даже Анку. Всех, кроме своей неведомой матери, она святая была. А все другие женщины — просто глупые. Особенно девчонки невозрастные... Хотя порою Андрейка и Танас, и сами ведь не знают зачем, затаиваются в кустах и глядят на девчонок, своих сверстниц, как те становятся рядками друг против дружки, идут — рядок на рядок — и запевают стройно, тонкими голосами:
А мы просо сеяли, сеяли...
Распущенные по плечикам светлые волосы взметываются, и колечки височные взблескивают на солнышке...
— Чика мой! — вдруг обращается к мальчику Александр, и говорит до того тепло, и горечь прорывается, о себе он горюет... — Хочешь, — говорит, — пойдем к дружинникам?..
К дружинникам холостым, что живут в большой избе, ходить княжичам не велено. И у Андрейки еще не возникало желания нарушить этот запрет. Он не думает, чтобы занятное что-то было в той избе. И сейчас, когда Александр зовет, вовсе не хочется идти, запрет нарушать. Но почему-то неловко отказаться.
— Пойдем. — Андрей старается говорить спокойно, будто ничего запретного не предложил ему старший брат.
А тревожно...
Снег под валенками поскрипывает...
Из окошек слюдяных свет пробивается, из-за двери крепкой голоса грубые выплескиваются...
Александр пропускает его вперед и прихлопывает дверь с какою-то хищной быстрой ловкостью... В сенях темно. Александр будто исчез, и стыдно звать его, будто Андрей темноты испугался. Уж давно Андрей не боится темноты... А все же быстро движется на свет, в большую горницу.