— Посмотри на доску. Это, по мнению Сартра, то, во что мы рождаемся. Помни: я не утверждаю, что он прав или ошибается, а только, Абдул, пытаюсь разъяснить его идеи. Бессмысленную жизнь, лишенную порядка. Мы рождаемся в этот мир без особой цели. Никто не сказал: «Хм, я знаю, что мне нужно для этого дела, мне нужна женщина, и — раз! — женщина создана». Вот так появляется вскрыватель писем. Но не так, по мнению Сартра, рождаются человеческие существа. К сведению, я не стану предварять каждое свое утверждение словами «по мнению Сартра». Как вы понимаете, если только я специально не оговорю этого, я объясняю его точку зрения и точку зрения всех, кого мы будем обсуждать. Прошу вас, вернувшись домой, не говорить родителям, что я безбожный язычник, который хочет убедить вас, что ваши верования абсурдны.
Рассмеялись все, кроме Абдула, который сидел, снова и снова кивая. Таким странным образом он выражал свое несогласие, но так уж он делал.
— Итак, вот проблема: мы рождены, и нам предоставлено самим определять смысл, то есть: «L’homme est condamné á etre libre». Кто-нибудь говорит по-французски?
Я поднял руку.
— Гилад. Переведи для нас, пожалуйста.
— Человек обречен быть свободным.
— Хорошо. Что, по-твоему, это означает?
Я почувствовал, как быстрее забилось сердце, кровь бросилась мне в лицо.
— Попробуй, Гилад.
— Выбор — это проклятие.
— Чепуха. — Опять Колин.
Силвер не обратил на него внимания.
— Почему это будет проклятием? — спросил он.
Я помню его взгляд, устремленный на меня. Я смутился. Мне хотелось убежать, но я испытывал настойчивое желание защитить мистера Силвера.
— По мнению Сартра? — спросил я.
— Для начала.
— Думаю, потому что если Бога нет и мы свободны в принятии решений, тогда мы также и отвечаем за эти решения.
Он улыбнулся мне, я уверен, с гордостью. Кивнул;
— Прекрасно сказано. — Мгновение смотрел на меня, потом продолжил: — Но тогда, если Бога нет и мы отвечаем за свои решения, почему это будет проклятием?
— Потому что во всем, что мы делаем, виноваты мы сами, — сказал Рик, прищурившись на рисунки на доске.
— Почему это наша вина? Я так не считаю, — заявила Ариэль.
— Ну, если Бог не существует, тогда это не Его вина, — продолжил Рик.
— Но это не единственные варианты. А как же наши родители, окружение, наши семьи, места, где мы родились, болезни, увечья? Разве не смехотворно утверждать, что это вина или Бога, или наша?
— Он не об этом говорит, — вмешался я.
Она повернулась ко мне.
— Что? — Ее, видимо, поразило, что я ей противоречу.
Я подумал о том, как мне хочется к ней прикоснуться.
Силвер сел на свой стол, скрестил руки на груди и изучал нас.
— Рик только сказал… Рик, правильно? — уточнил я.
Рик отвлекся от доски и смотрел на меня так, как до этого смотрел на рисунки.
— Рик сказал, что все, что мы делаем, наша вина. Что кажется мне абсолютно правильным. Не важно, как зарабатывают на жизнь наши родители, или где мы выросли, или какими болезнями переболели. Мы все равно отвечаем за то, что делаем.
— Как скажешь, — буркнула Ариэль.
Силвер оттолкнулся от стола и холодно посмотрел на Ариэль.
— Назови еще раз свое имя, — произнес он.
— Ариэль, мистер Силвер. — Она вроде удивилась, что он не помнит.
— Ариэль, да. Ты можешь соглашаться или нет с Гиладом, но «как скажешь» — ответ неподходящий. Гилад объяснял ясно и вежливо. То, как ты отмахнулась от его замечаний, говорит лишь о твоих собственных недостатках. Больше так не делай. Пожалуйста.
Последовала долгая пауза. Бледное лицо Ариэль сделалось красным.
— Если можешь сказать что-то по делу, пожалуйста, скажи.
Она поджала губы и, сдвинув брови, посмотрела на Силвера.
— Ладно, ладно. — Она улыбнулась ему. — Простите, вы правы.
— Так что же все-таки насчет рисунков? — спросила Лили.
Силвер засмеялся.
— Этот рисунок, — сказал он, отведя наконец взгляд от Ариэль, — изображает человеческую жизнь — дезорганизованную, бессмысленную, бесцельную, незначительную и не имеющую порядка.
— Какой облом, — заметила Лили.
— Может быть. — Учитель нарисовал поверх хаоса решетку. — А что это?
Я знал. Смотрел на него, молясь, чтобы он спросил меня. И он спросил.