- Тварь!
Я получаю такой пинок в живот, что мне кажется у меня весь воздух выходит из легких. Надо мной кружится потолок. Тело напоминает одну болевую точку.
- Блин! – звенит надо мной. – Только бы не угандошил…
Он поднимается. Я слышу только то как скрипит постель. Мир все еще качается вокруг как море после шторма.
Я же не умру здесь… Мы же с Денисом не можем погибнуть, верно?
Я слышу за дверью голоса. Ругань. Потом надо мной склоняется прокурор. От него неприятно тянет сигаретами, так, словно он пачку выкурил.
- Живая… - он трогает мою щеку. – Ну и дебил ты, Валера. Я хочу чтобы она кричала, как она сейчас будет кричать?
Я чувствую как он просовывает мне пальцы между ног и немного напрягаюсь от неожиданности.
- Блин, не реагирует.
Прокурор достает руку и озадаченно смотрит на нее, покачивая головой.
- Манда как и у других. Ничего особенного.
- Воды, блин, что ли принесите! – говорит он своим подельникам. – Может в себя придет, когда обольем.
Он дергает ремень, которым к спинке кровати пристегнуты мои руки.
- Дебил хренов, - ругается прокурор, ослабляя путы, - тащить тебя что ли на мороз?
Он переворачивает меня спиной, я не сопротивляюсь, лихорадочно соображая. Ведь я могу сейчас высвободить руки.
Прокурор шлепает меня по заднице. Потом его движения становятся все более грубыми. Он гладит мои ягодицы, требовательно сжимает их.
- А вообще хорошенькая. Молоденькая… Аппетитная.
- Вода! – дверь открывается.
- Здесь поставь и подожди! – распоряжается Привольский хриплым голосом. – Или лучше иди и облей Лютова.
Я слышу, как звенит пряжка ремня и совершенно точно понимаю, какие у прокурора планы на мой счет.
Если ты сейчас не придумаешь способ выкрутиться, Мила, все пропало.
И тут я начинаю мыслить куда трезвее, чем когда-либо в жизни. Надо собраться.
Я подтягиваю попу и соблазнительно оттопыриваю ее. Я помню, что Дениса заводила эта поза. Чувствую, как под прокурором сзади меня прогибается постель.
Я кладу голову на матрац и пытаюсь представить себе Лютова. То, как смотрела бы на него.
- Ты хочешь меня что ли, сучка? – поправляет галстук прокурор.
Я соблазнительно покачиваю бедрами.
Сейчас главное все верно рассчитать.
- Люблю, когда мной владеют, - надеюсь, это прозвучало достаточно пошло. – Когда трахают грубо. Жестко. Давай! Возьми меня так чтобы я орала!
Он хватается за ширинку.
Мужики удивительны. Сколько ходит шуток про то, что достаточно показать им голую грудь и мозг вырубится. Никогда бы не подумала, что сработает с Привольским. Но я была катастрофически ограничена в выборе оружия.
Я как следует примеряюсь. У меня только один шанс. И с размаху бью ему в пах ногой.
Эффект неожиданности!
Прокурор заваливается в бок. Как хорошо, что ты мне свой член продемонстрировал. Так бить было удобней.
Я рву на себя руки. Спинка кровати скрипит. Кожаный ремень царапает запястья, но это срабатывает. Я отрываюсь от постели и вскакиваю на пол.
Прокурор все еще валяется на постели, сжимая яйца в руках. Хорошо я его приложила.
- С-сука…
Я методично несколько раз с размаха бью его в промежность пяткой. Хо-ро-шо! Надеюсь, детей у тебя больше не будет, как и желания заниматься сексом!
Я стягиваю с кровати покрывало, оборачиваюсь им и выскакиваю в коридор. Там пусто. Всего несколько спасительных шагов отделяют меня от двери.
На ходу запрыгиваю в мужские по виду валенки, хватаю Денисову куртку.
Только бы никто не успел опомниться! За моей спиной хлопает входная дверь.
Я ледяными от страха руками обшариваю карманы Лютова и вот они, ключи! Слава богу! Жму на брелок сигнализации и разблокирую двери.
Пистолет! Он должен быть в бардачке!
Я запрыгиваю на переднее сидение и хватаюсь за ручку. Только бы амбалы не обшарили внедорожник, тогда моя попытка спасти нас с Лютовым обречена. С первого раза ящик не подается и я чувствую, как по спине начинает струиться холодный пот.
Дергаю сильней. Бардачок вываливается вниз. Укрепленная в ящике лампа тускло освещает оружие.
Я хватаюсь за холодную рукоять. Я стреляла лишь пару раз в жизни. Лет в двенадцать в тире с моим отцом. Тогда мне казалось забавным, что я могу хвастать мальчишкам тем, что владею стрелковым оружием. Я тогда все еще носила очки и у меня был заклеен глаз. Мне казалось жизненно важным не позволять над собой смеяться.