Проснулась я от невыносимой жары. Жар шёл от Виктора. Он, спокойно и ровно дыша, лежал рядом на правом боку, уткнувшись губами в моё плечо. Я ощущала их вполне нормальную температуру. И лоб, я пощупала, тоже. Просто разогрелись в спальнике. Я вылезла потихонечку. Взяла полотенце, расчёску, фонарик и направилась к воде. Накупалась от души. Только старалась не промочить косу. Нашла камень поровнее и уселась на нём расчёсываться. Чтоб не жечь батарейку свет выключила. Распустила обе свои косы. И не спеша, прядку за прядкой разбирала слежавшиеся за эти дни волосы. Мысли текли спокойно, сами собой, складываясь во что-то подобное цепочке с целиком разнообразными, абсолютно не похожими звеньями, которые невероятными способами связывались одно с другим.
Так вот. Сижу это я в пещере. На берегу то ли озера, то ли колодца. Темень полная. Наверное, если здесь месяц продержать фотоплёнку в открытом состоянии, то всё равно ничего не проявится. Разве что треки от обломков распада ядер урана – гранит вокруг. А в граните, самом бедном на уран, его 16 грамм на тонну. Запомнила. Это мне молодой парень рассказал, геолог. В тамбуре скорого Одесса-Москва. Наша группа села в Вознесенске. Мест на всех не хватило. До Знаменки вылёживались по очереди. Выше Вознесенска, в Алексеевке мы закончили сплав от Винницы. Красив Южный Буг. Дух захватывает даже от воспоминаний. Но загажен, как сточная канава. От Гнивани, до Клещеева самое грязное место – на вёслах жирный налёт образуется. Так что для питья всё время родники искали. Их там много. И все тоже удивительно красивы. Вот мне тот парень и рассказал про изотопный состав родниковой воды. Правда успокоил, что из родников, в отличие от колодцев, люди тысячелетия воду пьют и ничего. Вот и мы сейчас такую воду пьём, хотя нет, в этой воде много дождевой из той тучи, что загнала нас сюда. И ловко как. Мы и опомниться не успели, а возможность вернуться даже и не просматривалась. И что меня всё время тянет сюда, в бассейн Днепра, одного Буга, другого. Генетическая память? Все русские корнями отсюда. Здесь наша продавняя родина. Правда, мы тогда назывались не русскими, а носили гордое имя русов, русичей. Это потом, закоренелое рабство Орды превратило нас в чью-то принадлежность. Сколько знаю народов, все носят имя, отвечающее на вопрос КТО. Кто? Поляк, Мадьяр, Чех, Болгарин, Эллин (он же Грек, он же Пиндос) и даже Негр – кто. А русский... Чей... Ну, понятно: русский пленник – татарин, или русский данник – башкир, чуваш, мордвин. Ну, тогда и чеченцы русские! А, кажется, догадалась, русские могут быть потомками русскими. Значит мы русские потомки. Но не русичи, а, как и все остальные в Федерации, россияне... Но не только же память, я ведь, когда решения принимаю, не чувствами руководствуюсь, а, в основном, аргументами материального плана. Здесь лучше. Люди другие. Один раз мы попробовали спускаться по Белой. Туда, как в тундру надо собираться. Продукты тащить с собой на весь маршрут. На маршруте ничего не купишь – в магазинах пусто, даже хлеб развозят по сёлам по недельному графику и сразу раскупают. В тундре хоть рыбы можно наловить. А на Белой, ниже Уфы, её в пору вымачивать, чтоб крыс травить. А ведь красивая тоже речка... А здесь, только не в пещере, конечно, в любое село зайди и спроси, у кого можно молока, яиц, овощей купить, через полчаса так нагрузят, что дай Бог силы до берега дотянуть. И в магазинах, не густо правда, у соседей, в Белоруссии, лучше, но и тут есть чего выпить и чем закусить. Давным-давно во время, кажется второго, после Тетерева, сплава, идея слепого выбора занесла нас на Овручский кряж. Шли по чудесной тихой речке Словечне. Там в каждом сельпо местная потребкооперация продавала черничное вино. Прелесть. Лёгкое, вкусное, никаких последствий на следующий день. Если, конечно, не считать пятен на одежде. Не отстирываются. А на Тетерев, где я получила мой первый сплавной опыт, меня затащила подруга одноклассница, которая поступила и училась тогда в КГУ им. Т.Г.Шевченко. Её отец вышел в запас, и они переселились в Чернигов. А я тогда ещё оставалась в Ленинске на Амударье и училась в тамошнем филиале МАИ[4]. Мы тогда на надувном самодельном плоту шли. От Коростышева до Страхолесья, потом на ракете до речного вокзала в Киеве. На майские. Прихватили ещё и день Победы со всеми выходными. Классные получились каникулы. Больше всего запомнился, переход от Ораного к пристани в Страхолесье с прятками по камышам и затокам от егерей из охотугодий ясновельможного пана Щербицкого[5]. Если б не вчерашняя гроза, в этом сплаве нам пришлось бы заниматься тем же самым. Вельможный пан крепко сидел на своём месте. В недавние времена, когда Москва часто с утра до вечера передавала по всем каналам и на всех волнах красивую классическую музыку, его положение только укреплялось. Но, похоже, к Страхолесью мы теперь не пойдём. А куда пойдём? И как... Весь мой спелеологический опыт, сводится к экскурсии в Новоафонские Пещеры. По одному тоннелю завезли на поезде, похожем на поезд метро, только меньшем, вглубь горы. Провели по дорожке через вереницу гигантских залов (посмотрите направо, посмотрите налево, здесь смотрите, осторожно, ступенька, эй там сзади, не отставать – свет потухнет, заблудитесь, а здесь послушайте запись органа, всё пришли, садитесь в поезд) и вывезли другим тоннелем для выхода. А здесь... Что-то надо делать. А делать в нашей ситуации, это двигаться, искать выход. А как ориентироваться, как узнать, есть ли выход вообще и, если есть, то в какой он стороне? Хорошо, что я здесь с Виктором. Ой, я же ещё ничего не знаю о его попытке найти выход. Процесс согревания перебил все вопросы существования. Но он ещё спит. Проснулся бы, обнаружил, что меня рядом нет, позвал бы. Значит спит. Пусть спит, мой хороший. Да! Теперь мой. Я давно предчувствовала, что может и не совсем так, как получилось, но так будет. Он появился на комплексе на четыре года позже меня. Как и я, по распределению после института. Комплекс строится, растёт. И люди, если они чего-то стоят, тоже растут. Я тогда год уже как руководителем отдела автоматизации сборки агрегатов работала. А Виктора недавно поставили начальником машины, ЕС-ки в агрегатно-сборочном производстве. Там не абы какие мозги надо иметь. ЕС-ок ГДР-овский и Минский заводы наклепали на всё соцпространство столько, что их ставить негде. А работать они не очень-то хотят. Дрань безкультурная[6]. Я на СМ-ках (СМ-1420) каждый квартал по подсистеме сдаю в эксплуатацию с помощью ребят из института Кибернетики. А Витины электронщики на ушах стоят, чтоб ЕС-ка хотя бы во время испытаний программного обеспечения не сбоила. И всё равно получает кренделей по самое никуда на совещаниях в управлении вычислительных работ. Там мы с ним чаще всего и виделись. Как-то поздно вечером, зимой вышла с такого совещания и догнала его за проходной. Идти далеко, а автобусом ехать – слишком близко. Да и ждать его там в это время дело безнадёжное. А пешком можно пройти через два, а если надо и через три магазина. Два универсама и один универмаг. И все в длину по пути, с одного конца входишь, через противоположный выходишь. Виктор шёл не спеша. Хотела просто обогнать его, но скучно же одной через огромный пустырь между периметром комплекса и жилым массивом (Новым городом) топать. Заговорила. Что это ты, говорю, на совещании всё на меня пялишься? А он – что, говорит, там есть ещё на кого пялиться? Ты, что, спрашиваю, еврей? Это они всегда вопросом на вопрос отвечают. Да нет, говорит, у меня в форме вопроса полный ответ на Ваш, Марина Игоревна. Вы ж прекрасно знаете, что пялиться там больше не на кого. Или как другие Вас взглядами щупают, не чувствуете? Не обращала внимания, потому что сама на него пялилась. Но это я ему не сказала. Так мы с ним разговорились. За жизнь, по биографиям проехались, чётко придерживаясь правила – за периметром о работе ни слова. Еле заставила перестать мне выкать. Но от "Марины Игоревны" он так и не отказался. До самого Троянова продолжал величать меня "ты Марина Игоревна". Мы тогда все три магазина насквозь прошли. Я продуктов накупила на неделю, не меньше. Благо Витя после первой же покупки чуть не силой освободил от неё мои руки. В универмаге я купила тогда большой диск, как теперь говорят, виниловый. Наконец привезли, чуть не год обещали, Болеро и Павану Равеля. Виктор чуть застрял в фототоварах, купил десять кассет орво-хромовской обратимой киноплёнки. Сказал, что каждый год берёт столько, немного это, всего на полчаса фильма. А что снимать, сказал, всегда найдётся. Я ему тогда первый раз про сплав на байдарках сказала. Он так все наши покупки и тащил до самого дома. Мы в одной д