Нахожу вчерашний выпуск.
«Сегодня Егор Бро наконец пришёл в сознание. Мы поговорили с его продюсером, Григорием Ивановичем Шепелевым, и вот что он нам сказал: «С прискорбием вынужден сообщить, что мы потеряли великого певца. Егор был очень талантливым исполнителем и музыкантом. И я благодарен судьбе, что мне выдалась честь поработать с ним. Но, к сожалению, его карьера окончена. Как сказал лечащий врач, даже если голос к нему и вернётся, то петь он больше никогда не сможет. Но к радости всех поклонниц спешу сообщить, что мы успели доснять клип на новую песню Егора «Лунный гость». Он уже доступен в интернете. И это, к сожалению, последняя работа Егора Бро».
– Вот ведь козёл, да? – говорит за моей спиной Юля. – Егор ещё не умер, а он уже его хоронит. Пошли кушать.
– Ага, – машинально отвечаю я.
Весь вечер находилась в каком‑то ступоре. Поела, помылась, посмотрела с Юлей какой‑то фильм и легла спать. Посреди ночи резко подорвалась с кровати и вышла в коридор. Долго смотрела в окно.
Всё вдруг стало кристально ясно. И те мои ночные кошмары, как предчувствие беды. И та разрывающая боль в сердце. И то дикое желание узнать, как он там.
Я чувствую его. Я люблю его. И сейчас я ему нужна. И я должна быть рядом.
Возвращаюсь в комнату и покупаю билет на самолет до Москвы. (На это ушла половина отпускных, но это не важно) Самолет в час дня. Отлично. Успею проставить экзамен и отдать зачётку в деканат. Узнаю, в какой больнице Егор, и сохраняю себе маршрут на телефон. Наверное, меня к нему не пустят, но я что‑нибудь придумаю на месте.
Держись, Егор! Я скоро буду рядом. Мы справимся. Прости, что не узнала обо всём раньше.
Засыпаю со слезами на глазах.
В больницу я успела как раз в часы посещений, приехала прямо из аэропорта.
– Здравствуйте, я к Егору Бруславскому. Подскажите, пожалуйста, в какой он палате?
– К нему не пускают, – бурчит толстая тётка за стойкой.
– А почему? Он же пришёл в сознание? – растерянно спрашиваю я.
– Потому что фанаткам вход запрещён. Много вас таких ходит тут. Поди ещё толпа подружек за углом. Нечего беспокоить человека, ему и так несладко.
– Нет, вы не поняли, я не фанатка Егора. Пожалуйста, мне очень нужно к нему, – слёзы наворачиваются на глаза, неужели мне не удастся даже взглянуть на него? Сказать ему, что я рядом?
– Девушка, шагайте отсюда! А то сейчас охрану позову. Михалыч, иди выпроваживай, ещё одна пришла, – громко кричит кому‑то.
– Любовь Евдокимовна, чего кричим? – весело спрашивает молодой высокий врач, подходя к стойке, и кладёт на неё какие‑то бумаги, – вот, принёс вам данные на пациентов.
– Да вот, Глеб Викторович, к парню нашему ещё одна фанатка ломится, – подбоченясь, громко говорит Любовь Евдокимовна. – Михалыч, ну где ты там?
– Да не фанатка я! – кричу я в отчаяньи.
– Спокойно, красавица, не нужно тут шуметь, – берёт меня под руку врач и отводит чуть в сторону. – Как тебя зовут?
– Ксюша, – всхлипываю я. – Михеева.
Смотрит на меня очень внимательно и затем кивает каким‑то своим мыслям.
– Пойдём со мной, Ксюша. Любовь Евдокимовна, под мою ответственность, – кивает на меня тётке и ведет под руку по коридору.
– Я хотел позвонить тебе, но Егор запретил. Видимо, не хотел расстраивать.
– Мы… поссорились, – говорю, удивляясь, откуда врач про меня знает.
– Мы смотрели его телефон и искали, кому позвонить и сообщить. Как оказалось, родных у него нет. А больше всего в последнее время он общался с тобой. Правда, большинство сообщений не отправлено, но ты явно важна для него. И раз уж ты приехала сама, можешь его навестить. Повидайся, а потом зайди ко мне в ординаторскую, поговорим. Имей в виду, он сейчас почти полностью неподвижен. Только пальцами может шевелить и глазами. Ни повернуться, ни кивнуть. Он будет полностью молчать ещё несколько дней. Мы общаемся глазами. Моргнуть один раз – «да», два раза – «нет».
Слушаю его, а по щекам текут слёзы.
– А вот это брось, – говорит он. – Ты должна быть сильной и давать ему силы выкарабкаться. Он в тяжёлом состоянии, и ему сейчас нужна причина, чтобы жить.
– Я поняла, спасибо вам большое, – вытираю глаза и пытаюсь улыбнуться.
– Тогда тебе – сюда, – показывает на дверь палаты, – а потом ко мне туда, – показывает в конец коридора.
Киваю и берусь за ручку двери.