Ник Дрейк
Нефертити. «Книга мертвых»
Посвящается моему отцу Майлзу Дрейку
Предисловие автора
Три с половиной тысячи лет назад Эхнатон унаследовал империю на вершине ее международной власти и богатства. То было время поразительной утонченности и красоты, но также тщеславия и жестокости. У империи была полиция, формировавшаяся в основном из меджаев, представителей нубийского племени, и обширные архивы папирусов, позволявшие следить за гражданами. Озабоченные приближением старости, богатые люди развлекались охотой, искали наслаждения в любовных утехах и тратили огромные суммы на свои усыпальницы, готовясь к загробной жизни. Существовала многоступенчатая бюрократия и огромная масса рабов — как местных, так и из чужих краев. Это сложное общество зависело от вод Нила, громадной змеей извивавшегося по пустыне и делившего египетский мир на плодородную Черную и пустынную Красную земли.
Эхнатон предпочел употребить свои богатства на нечто из ряда вон выходящее. Вместе с Нефертити — Великой женой фараона, Совершенной — он начал период революционного преобразования религии, политики и искусства. Отвергая и запрещая традиционные египетские верования и богов, бросая вызов могущественному жречеству, супруги выстроили необыкновенный новый город Ахетатон как центр исповедания новой веры. В центре ее стояло поклонение Атону, которого изображали в виде олицетворявшего его солнечного диска.
Сегодня мало что осталось от этого города. Неподалеку от современной Амарны можно увидеть Царскую дорогу, дворцы и храмы Атона, посетить вырубленные в скалах гробницы великих людей, служивших Эхнатону и Нефертити: начальника полиции Маху, верховного жреца Мериры, архитектора так называемого амарнского стиля Пареннефера, а также Эйе — Отца бога и влиятельного советника фараона. По длинной лестнице можно спуститься в пустую погребальную камеру Эхнатона.
Но посетить гробницу Нефертити не удастся, поскольку эта самая могущественная и обаятельная женщина Древнего мира таинственным образом исчезла в двенадцатый год семнадцатилетнего правления Эхнатона. Почему она исчезла и что с ней случилось — эту загадку и пытается разгадать данная история.
О мое сердце, которое я получил от моей матери, о мое земное сердце,
Не восстань свидетелем против меня в присутствии Владыки творения!
1
Двенадцатый год правления фараона Эхнатона,
Славы солнечного диска
Фивы, Египет
Мне приснился снег. Я заблудился в темном месте, а снег падал медленно и бесшумно, и каждая снежинка была головоломкой, которую я никак не мог разгадать, прежде чем она растает. Я проснулся с ощущением его легкого прикосновения к своему лицу — мимолетного, загадочного. От этого мне сделалось удивительно грустно, как будто я навсегда что-то или кого-то потерял.
Минуту я полежал неподвижно, прислушиваясь к тихому дыханию спящей рядом со мной Танеферт. Дневной зной уже давал о себе знать. Разумеется, я никогда не видел снега, но помню, как читал сообщение об упакованном в солому ящике, который как сокровище доставили с дальнего севера. Разные истории доходят издалека, из-за горизонта. О замерзшем мире. Снежных пустынях. Реках льда. Снег — белый и невесомый, его можно подержать в руках, если только выдержишь жжение холодного огня. И однако ж он — не что иное, как вода. Жидкость нельзя удержать в руках. Воплощение воды было изменено, и я верю, что она возвращается в прежнее состояние в зависимости от мира, где находится. Еще я слышал, что, когда ящик наконец открыли, он оказался пуст. Таинственный снег исчез. Без сомнения, кто-то поплатился жизнью за это разочарование. Таковы сокровища.
Может, это еще и смерть. Совсем не та, про которую вещают жрецы. Все мы заучили молитву: «Когда откроется гробница, да будет мое тело совершенным для совершенной жизни после жизни». Но доводилось ли им видеть, как жар бога солнца подвергал гниению и разложению чарующую плоть живого существа, молодого и прекрасного, с его глупыми надеждами и бессмысленными мечтами, искажая черты ужасом, безобразием и застывшей мукой? Доводилось ли им видеть искромсанные красивые лица, располосованные мышцы, размозженные черепа, странно стянутую обожженную плоть там, где выварился жир? Сомневаюсь.
Подобные мысли — пытка моей работы. Я, Рахотеп, самый молодой из старших сыщиков в отряде фиванской полиции, вижу, как играют или пытаются овладеть игрой на музыкальных инструментах мои дети. И я знаю, что их кожа, которую мы гладим, целуем и умащиваем миндальным маслом и маслом моринги, натираем благовонием из священного фруктового дерева и миррой, одеваем в лен, украшаем золотом, — всего лишь оболочка для внутренних органов, костей и нескольких кувшинов крови. Мысли эти не покидают меня даже тогда, когда я занимаюсь любовью с женой, и на мгновение ее стройное тело, повернувшееся ко мне в свете масляной лампы, расплывается, превращаясь из живого в мертвое. Кажется, я неплохо выразился. Вероятно, мне надо быть благодарным за подобные мысли. Почаще следует настраиваться на более поэтический, более философский лад, пусть даже ради развлечения в часы уединения. Хотя у меня нет часов уединения. И опять же, когда я стою над очередным трупом, над жизнью — небольшой историей любви и времени, — оборвавшейся в миг отчаяния, ненависти, безумия или паники, я лишь в такие минуты ощущаю свое место в этом мире.