* * *
(6:35 am)
Очнулся я в камере, закованный по рукам и ногам, и никакого ключа в сапоге у меня, конечно же, не было. Равно как и самих сапог. С минуты две я попырился на короткие грязные пальцы на своих ножищах - единственное, что оставалось для шевеления - затем посмотрел вверх. Стены - от одной до другой можно было достать рукой, если бы они у меня были свободными. И высокий, теряющийся в полутьме потолок - нужно было три Детрита, вставших друг другу на плечи, если бы мне пришло в голову его побелить. «Каменный мешок» - вспомнил я, как все это называлось. Свет проникал из крохотного зарешеченного окошка под самым потолком и довольно быстро - словно сахар в горячем чае - растворялся в воздухе, не успевая опуститься до самого пола. Традиционно несло нечистоплотными мышами и прелой соломой.
Р-р-романтика арестантских будней, так её растак, геосинклиналь ей под мантию!..
В голове шумело, в горле пересохло, и ещё довольно ощутимо сосало под ложечкой - то пустой желудок вдруг решил напомнить мне о своём существовании. Требования организма были пока терпимыми, однако я не сомневался, что если вдруг открою доступ к своим характеристикам, то увижу соответствующие дебафы. В той локации, куда меня забросило скоротать последствия «Заморозки», я не чувствовал ни голода, ни жажды. Ни даже усталости, хотя провёл как минимум двое суток, пытаясь что-то написать на самостирающейся грифельной доске моего облака. Смены времени суток, кстати, тоже не наблюдалось, освещение было на грани терпимого - на уровне простой лунной ночи, даже не в полнолуние. Несколько раз мне казалось, будто кто-то или что-то специально подсвечивает мои каракули, я резко оборачивался - однако так никого и ничего не застал. Очень жаль, а то бы посидели рядом с ним, пообщались. У существа с такого странного места, где ничто не меняется, должны быть очень своеобразные взгляды на жизнь, так я думаю.
От нечего делать и чтобы занять мозги, отвлекая их от потребностей собственного тела, я принялся думать, вспоминать свою прошлую жизнь и прикидывать планы на будущее. Анастасия, наверное, уже ищет меня. Только бы в эту игру не полезла, а то опять вляпается в какие-то неприятности. С её-то характером.
О том, что в этом случае вышеупомянутым неприятностям тоже достанется, подумал как-то смутно и мимолётом. Что за утешение в том, что плохишам будет плохо, если подруга и напарница пострадает?
- Эй, каменюка, ты там? Жив ещё? Не подох? - какое-то время спустя вырвал меня из размышления чей-то противный голос. Со скрежетом железная дверь - ни фига себе? в моей камере дверь, а я не заметил! - отворилась, и в потоках света в камеру вошёл некий тощий плюгавый тип, выглядевший так, как будто его сплюснуло между стеной и вот этой дверью. Одновременно вместе с ним вошли два дуболома и заняли позицию между ним и мной - на случай, если я тут незаметно разломал свои цепи и сейчас брошусь на их хозяина.
- Не подох ещё, ваше благородие! - обращаясь к своему хозяину, жизнерадостно доложил один из телохранителей. Я узнал этот голос: именно этот дуболом обозвал меня каменюкой.
- Я тебе не "ваше благородие", я "Ваша Светлость", болван, - скрипучим, надтреснутым голосом поправил плюгавый. - Давно бы пора уже и запомнить.
- Да, ваша милость, - с готовностью подтвердил дуболом, и скрипучий махнул рукой, мол, типа горбатого могила исправит.
- Кто ты такой? Откуда ты взялся? Для чего ты устроил побег моим рабам? - это уже адресовано было ко мне, и мои мысли тут же забегали в направлении того, как бы выкрутиться.
Глава 2. Выбрать вслепую
* * *
(9:25 a.m.)
Пока плюгавый переругивался со своими телохранителями, прежде чем приступить к непосредственному допросу меня любимого, я же, сощурившись от напущенного в камеру света, без какой-либо доли смущения разглядывал этого важного господина, пытаясь по внешним приметам определить, с кем вынужден иметь дело. Если судить по малость засаленному и потёртому халату тёмной расцветки, сплошь расшитому трудноразличимыми грязно-серыми знаками, плюгавый явно принадлежал к магическому сословию, и его магия была отнюдь не светлой. Выскочило сообщение: