– Ты же знаешь бабушку. Ни слова о тебе, значит, еще не определилась.
Мама есть мама, даже такая железная, как моя. Она поддерживала меня.
– Не переживай. Все будет по справедливости. На мой взгляд, ты действовал как настоящий Гурулёв.
Если честно, то в глубине души я тоже так считал. Я внутренне усмехнулся, вот сейчас и узнаю, совпадает ли мое мнение с мнением авторитетов Семьи. Те, кто сейчас ждет на улице, то есть рядовые родственники, в них я не сомневался – они все поддерживали меня.
Ладно, хватит переживать, как перед экзаменом! Я смело открыл дверь и, улыбаясь, вошел в большой зал.
Народу было немного, почти всех я знал. Во главе стола сидела, конечно, Прасковья Елисеевна. Она строго посмотрела на меня, и мою улыбку словно ветром сдуло. Что за черт, я, смело лезший в любую смертоубийственную заваруху, до сих пор побаиваюсь свою родную бабушку. Кому скажи, засмеют. Но, правда, только те, кто незнаком с моей бабулей. Рядом с ней и сам Росомаха замолкал. Не знаю, чем она вызвала такое – но при общении с ней сразу чувствовалась сила. При этом Прасковья Елисеевна никогда не повышала голоса, всегда разговаривала ровно, но даже без всяких криков и ругани могла так опустить тебя, что ты чувствовал себя побитым. Лед в ее голосе стоил десятка разносов любого, самого чокнутого начальника. Может, в КГБ их раньше учили этому. Во всяком случае, я общался несколько раз с местным современным коллегой бабушки – рядом с ним ничего подобного я не чувствовал.
– Садись, Николай. – Бабушка показала мне на свободный стул за столом.
Я опешил. Почему я должен сесть за стол вместе с представителями?! Даже Валерка сидел отдельно, у стены. Мама тоже села там.
Я замешкался.
– Садись, садись, – повторила бабушка. – Это твое место.
Я отодвинул стул и сел. Потом нагло обвел взглядом присутствующих. Черт с ними! Мое так мое. Все серьезно смотрели на меня. Еле заметно улыбался только дядька Глеб с Алтая. Я его не очень хорошо знал, он лишь пару раз появлялся при мне в Подгорном, но его бороду – лопатой, до верхней пуговицы клетчатой рубашки, я запомнил сразу. Он даже незаметно подмигнул мне. Однако от бабули это не укрылось.
– Глеб, будь серьезней, – сухо сказала она. – Сегодня не до шуток.
– Первым делом помянем Афанасия Ивановича Гурулёва. – Она говорила о дядьке отстраненно, словно не о своем сыне. Но другого я от бабушки и не ждал. Однако я все равно удивился – официально Семья не признала, что дядька мертв. Раз нет тела, значит, есть возможность того, что Росомаха жив. Надежда была, конечно, призрачной, большинство давно склонилось к тому, что он сгинул, однако вслух об этом не говорили. И вот сейчас бабушка признала, что дядька мертв. Однако удивило меня не само признание этого факта – несколько минут назад я получил куда более ясное подтверждение его смерти, – удивило то, что оно прозвучало именно сейчас. Значит, бабуля тоже получила неопровержимые доказательства, иначе она не сказала бы этого вслух. То, что китайцы поговорили и с ней, я откинул сразу – Прасковья Елисеевна не вела никаких дел с людьми не из Семьи. Для всех со стороны она была просто матерью Росомахи, бабкой из семейства Гурулёва. Это значит, что информация пришла ей по каким-то своим каналам. Да, бабуся у нас еще тот фрукт.
За столом пробежал легкий шепот, все удивленно, как и я, смотрели на Прасковью Елисеевну. Бабуля выпрямилась и сухо сказала:
– Это правда, Росомахи больше нет на этом свете. Думаете, иначе я бы стала вас собирать.
Все встали и на минуту застыли.
Я хотел было подтвердить ее слова, но побоялся заговорить без разрешения Прасковьи Елисеевны. Как ни крути, я ее до сих пор побаиваюсь.
– Садитесь.
Бабушка села первой.
– Теперь все понимают, что главный вопрос у нас один – выбрать нового старшего Семьи. Так что не будем рассусоливать, мы не в Думе. Само собой, вы уже подумали и определились со своим кандидатом. Перед каждым лежит листок и ручка, напишите имя и передайте мне. Я жду.
Действительно, перед каждым лежал обычный лист офисной бумаги и простая китайская ручка. Перед каждым, кроме меня. Похоже, я в круг избранных еще не вхожу, зачем же тогда бабуля усадила меня здесь. Присутствующие писали, складывали лист пополам и передавали бабушке. Та надела очки, после чего стала еще больше походить на строгую учительницу, и быстро проглядела листы, и сложила их слева от себя.