– Как ты это узнал?
– Они втроем были. Еще сын дяди Сашин, Макс. Он и позвонил только что. Они сдуру прямо на уазике заехали на базу, а китаезы стрелять начали. Дядю Ивана сразу насмерть, и дядю Сашу тоже подстрелили, но он живой. Макс, он за рулем был, сразу по газам, развернулся и вырвался. Больше я ничего не знаю. Что делать, Коля? Убивать их надо, иначе они всех нас так перебьют.
Я чувствовал, как холодная ярость, волной поднимается от живота. Переговоры, суки, они затеяли! Всех кончать!
– Обзванивай всех, кто в поселке, пусть собираются за поселком, по дороге на базу. Там, где поляна и родник. Пусть едут со стволами. Никуда не дергаться, ждите меня. Я сейчас подъеду. И аккуратней, чтобы менты ничего не учухали.
– Я понял. Все сделаю.
Проснувшийся Мишка тоже вскочил и встревоженно смотрел на меня.
– Чё случилось?
– Китайцы нас нае…ли! Пока мы придумываем, где встретиться, они наших людей убивают.
– И чё будешь делать?
– Кончать их будем! Больше я им не верю.
– Кого это ты собрался кончать? – в дверях стоял Наиканчин. Он только вошел с улицы. – Что случилось?
– Китайцы родню его убили, – ответил вместо меня Мишка. – Мы сейчас едем на разборки.
Я благодарно взглянул на него. Мишка без всяких моих просьб решил, что тоже едет – а я ведь не на прогулку собираюсь. Настоящий друг. Орочоны, они такие, если уж считает тебя своим другом, умрет за тебя.
– Стоять! – вдруг резко, словно полицейский, скомандовал шаман. – Успокойтесь и расскажите мне все!
Черные глаза эвенка совсем превратились в угольки, всегдашняя улыбка пропала, и рот превратился в твердый безгубый минус. Но даже его командирский голос не смог остановить меня – тот клок ярости, что возник при известии о вероломстве китайцев, хоть немного и пригас, но продолжал жечь меня, заставляя двигаться.
На ходу одеваясь, я коротко рассказал, что случилось. Наиканчин подошел к столу, налил чаю и сел. Его лицо опять стало невозмутимым, словно бы он забыл про всех нас и вспомнил что-то свое. Я ожидал совсем другого – думал, что эвенк поддержит нас и тоже разозлится на хунхузов. Ну и черт с тобой, старый хрыч, зло подумал я, сиди, пей свой чай. Мы сами разберемся.
– Я еду с вами, – обыденно, как о чем-то само собой разумеющемся, сказал шаман. – Сейчас только возьму кое-что и сарай на замок закрою. Чтобы китаеза не сбежал.
Я только сейчас вспомнил, что у нас есть заложник. Может, кончить его? Нет, нельзя – у них в плену тоже двое наших. Нахрена же они тогда начали убивать?! Я ничего не понимал, но останавливаться уже не собирался. Сегодняшнее дело перешагнуло все границы. Накопилось наших людей на целую улицу кладбища. Росомаха, Генка с базы на Витиме, теперь вот Шурыгин старший. Блин, да и я сам чудом в этом ряду не оказался. Все, никаких переговоров, учить надо китаез жизни.
Мы уже садились в машину, когда из калитки вышел шаман. Он был в старой, застиранной энцефалитке и мягких летних ичигах. Ни дать ни взять старый орочон собрался в тайгу, только вот сумка в его руках портила впечатление. Для такого костюма больше подошел бы легкий рюкзачок за плечами или деревянная поняга. А с такой клетчатой китайской сумкой только торговцы на рынок ездят. Он толкнул Мишку.
– Полезай на заднее сиденье. Я поеду спереди.
Мишка, не возражая, перебрался назад.
– И пушку свою забери.
Наиканчин подал между сиденьями чемоданчик с бывшей винтовкой москвичей. Моя «Сайга» была уже на заднем сиденье. В бардачок я сунул их же пистолет, и его ручка наполовину торчала оттуда.
– Ого. «Стечкин».
Шаман взял пистолет, покрутил, взвесил и положил обратно.
– Тяжелая штука, но для городского боя самое то.
Я не выдержал:
– Роман Иваныч, вы что, служили в армии?
– А что я, больной, что ли? В мое время все служили. Это сейчас только ленивый от армии не косит.
Я не стал развивать эту тему, так как про откос от армии – это точно про меня.
– А в какие годы служили? – спросил я, чтобы отвлечь его от скользкой темы.
– С семьдесят пятого, почти десять лет. В восемьдесят четвертом пришлось уйти.
– Ни хрена себе! Так вы военный? Офицер? Может, и воевали?
– Отстань. Ни к чему сейчас те годы вспоминать. Думай о сегодняшнем деле.
Меня вдруг ударило в голову.
– Афганистан, что ли? По годам подходит.
– Смотри на дорогу, – отмахнулся Наиканчин, – Афганистан ему. Еще что-нибудь вспомни.
Мне показалось, что в голосе его что-то промелькнуло. Грусть какая-то, что ли. Он вздохнул и раскрыл свою сумку.