– Каково тебе, хороший?
Яр проглотил застрявший в горле комок.
– Всё ладно, матушка.
– Рубашка-то вся грязная, – она покачала головой, стряхнула ему с рукава серую пыль. – А ну, погоди, новую принесу.
Принесла – и впрямь новую, праздничную, из белёного льна, расшитую яркой синей ниткой. Сама заплела ему короткую косицу, перевязала тесёмкой, шепча наговор на счастье. Яр сидел неподвижно; не тянуло, как за ним водилось, вырваться и удрать. Век бы так было. А оно и будет… Завтра матушка опять возьмётся убрать ему волосы, поправит смявшийся ворот, повелит умыть чумазые щёки. Глянет из бадьи зыбкое отражение, дрогнет, обернётся тем, которому уж не сбыться. Яр прижал к лицу мокрые ладони; холодная вода обожгла кожу, будто жар из печного жерла.
Закричали на дворе третьи петухи.
– Матушка, – тихо, чтоб не слыхали просыпающиеся братья и навострившая уши Милолика, проговорил Яр. – Я вернусь. Выучусь всему и вернусь. Чтобы был в Заречье свой волхв…
Голос дрогнул, сорвался. Матушка улыбнулась печально, обняла Яра крепко-крепко, как никогда прежде не обнимала. Чёрные, как вороново крыло, длинные её волосы пахли летними травами. На белом льне рубашки остались крохотные влажные пятнышки.
– Мара, – послышался от дверей отцовский голос, – пора уже.
Мать не пошла на крыльцо – склонилась над большим расписным ларём, где хранили всё тканое. Братья и сёстры, заспанные, притихшие, высыпали следом за Пройдой в сени – даже Зимка, даже Ладмир. Забавка вертела головой, не понимала ничего и на всякий случай шмыгала заранее носом. Резанул по глазам яркий солнечный свет. Волхв стоял у калитки, опершись на дорожный посох. Ждал. Яр оглянулся на отца напоследок, сбежал по ступеням крыльца. Встал перед стариком, без страха глянул в светлые глаза.
– Ну, малец, – Драган усмехнулся в седые усы, – второй раз спрашиваю: пойдёшь ко мне в ученики?
Медленно, не сводя взгляда с обветренного старикова лица, Яр склонил голову.
– Пойду.
Волхв величаво ему кивнул. Бросил взгляд Пройде за спину, туда, где, безмолвные, остались стоять родичи.
– Ладмир, – старик слегка согнул в поклоне гордую спину, – вот оно как сложилось: было дело, я в твоём доме одну жизнь сберёг, а теперь, выходит, другую забираю. Не серчай. О сыне твоём позабочусь, как о своём. Возьми вот – не в плату, в дар.
Он отстегнул с пояса богато расшитый кошель. Послышались тяжёлые шаги; отец спустился с крыльца, низко склонился перед волхвом. Опустил ладонь Яру на плечо, строго взглянул в лицо.
– Не оплошай, сын. Боги тебе в помощь.
Торопливо подбежала мать, дала в руки туго набитую котомку. Ничего не сказала, только поцеловала в макушку и отступила, стыдливо пряча за спину распущенные волосы. В голос заревела Забавка. Захотелось, как всегда, подойти к ней, утешить, пообещать, что обидчику не поздоровится – а что сделаешь, когда он сам её обидел? Шагни только назад – и всё, уже не найдётся сил пойти за волхвом. Легла под ноги пыльная дорога; через улицу из-за забора зло глазела на Пройду кузнечиха. Да что там кузнечиха – вся деревня, почитай, собралась поглядеть, как волхв уходить станет.
– Золото, – послышался позади изумлённый тёткин голос. – Боги милостивые, взаправду золото!..
У самого частокола Яр не вытерпел – оглянулся. Смотрели на него, кто удивлённо, кто сердито, кто с жалостью. Пройда насупил брови, чтоб неповадно было его жалеть. Он большой уже, нельзя ему реветь! Да и чего реветь-то – пройдёт лето, пройдёт другое, и вернётся он в родное Заречье…
Пусть Забавка ревёт, а он нипочём не станет.
V. Издержки профессии
Коробка с учётными бирками при каждом шаге глухо побрякивала в рюкзаке. Поначалу это ужасно раздражало, но понемногу надоедливый монотонный звук смешался с другими такими же – гулом людской толпы, перестуком железных колёс по рельсам, надсадным фырчанием мотора старенького «пазика» и теперь вот оглушительным стрёкотом кузнечиков. Верховский прошёлся ладонью по коротко стриженным волосам, мокрым от пота. Три километра пешком, в самый солнцепёк, по разбитой грунтовке окончательно его вымотали. Ценных сотрудников в такие командировки, понятное дело, не отправляют – для этого есть расходный материал вроде вчерашних профанов, пусть и с завидной цифрой шесть в удостоверении.
Он, впрочем, нашёл бы предлог отбрыкаться от малоприятной поездки, если бы не две вещи, связанные с одной и той же женщиной. Во-первых, выбирать себе задания попроще было попросту малодушно, а малодушия она не прощала. Во-вторых, кроме злосчастной коробки, в рюкзаке лежал ещё бережно упакованный приборчик из тех, какими научники замеряют уровень активности магического фона. Эту высокотехнологичную приблуду принесла начальнику сама Лидия, когда узнала, что надзору приспичило провести ревизию в здешних краях. Боровкову за счастье было навалить на подчинённого побольше трудов, а Верховский на сей раз и не думал возражать. Оформленные результаты наблюдений он отнесёт в исследовательский отдел лично, и пусть хоть одна административная крыса попробует ему помешать…