Деревня началась как-то вдруг. Расступилась лесозащитная полоса – и потянулись вместо деревьев приземистые домики. Среди заборов, где покосившихся, где державшихся на честном слове, стелилась всё та же пыльная грунтовка, заросшая между колеями квёлой низкорослой травой; дома разной степени ухоженности стыдливо прятались в иссохшей за месяцы жары садовой зелени. Обыкновенная тихо вымирающая глубинка, навязчиво похожая на родные края. Вдоль единственной улицы, счастливо повизгивая, носилась чумазая детвора, сосланная сюда на лето из благополучных городов. Светловолосая девчушка, во все лопатки удиравшая от водящего, едва не врезалась Верховскому в колени, мельком извинилась и, скорректировав траекторию, помчалась дальше. Пожалуй, благоразумнее взять правее, ближе к заборам, насколько позволяет неряшливый край насыпи, которую явно давно не подновляли.
Нужный дом нашёлся в самом конце улицы. Здесь лес ближе всего подступал к цивилизованному жилью; до опушки метров триста, может, пятьсот. Бурьян, едва ли не в человеческий рост, стоял выше забора и надёжно защищал двор от любопытных взглядов. Из покусанного ржавчиной почтового ящика торчал тугой рулончик газет – хозяин явно не утруждал себя изучением корреспонденции. Калитка поддалась неохотно, сердито скребнула по сероватой земле; её не слишком часто открывали. Оглядев дышавший запустением двор, Верховский неуверенно поднялся по скрипучим ступеням и, за неимением звонка, постучал в обшитую фанерой дверь.
– Семён Василич! – проорал он во всю мощь лёгких, наверняка перепугав соседей – если они тут, конечно, водились. – Откройте, пожалуйста!
Несколько мгновений ничего не происходило, а потом за дверью послышались неторопливые шаркающие шаги. Тяжеловесно щёлкнула давно, судя по звуку, забывшая о масле щеколда; Верховский посторонился, чтобы не получить дверью по лбу. Нарисовавшийся за порогом согбенный дедок глянул на незваного гостя снизу вверх; леший его знает, увидел ли чего – вон как щурится против солнца…
– Здравствуйте, – гаркнул Верховский, на всякий случай не понижая голос. – Я из службы надзора. Вам должны были позвонить…
– А, – дед, подумав, закивал. Может, попросту не расслышал, поди пойми. – Ага.
Он и не подумал пустить визитёра в дом – стоял да пялился, будто никак не мог собрать воедино картинку, голос и ошмётки памяти. Неловкая тишина затягивалась.
– Буду у вас квартировать две недели, – сообщил Верховский, чётко выговаривая каждое слово. – Вам из владимирской Управы должны были…
– Знаю я, – оборвал его старый колдун. Голосок у него был под стать глухоте – как у полковой трубы. – Как звать-то тебя?
– Саня, – брякнул он механически. Что ж, так его теперь и зовут – начальство, коллеги и она. Под настроение. – В смысле, Александр Верховский, младший специалист службы надзора.
Дед туманно хмыкнул и пожал протянутую руку.
– Ну, заходи, – Щукин посторонился самую малость, ровно чтобы хватило места протиснуться мимо дверного косяка, – Саня…
Он так язвительно это сказал, что стало понятно: уважительного обхождения младшему специалисту службы надзора здесь ждать не приходится. Ну и леший с ним, лишь бы дед не мешал жить и работать. Щукин навязчиво маячил за спиной, показывать дорогу не хотел, только следил, чтоб гость не сунулся куда-нибудь не туда. Верховский наудачу выбрал одну из закрытых дверей; угадал.
– Тут живи, – одобрил хозяин, критически оглядев комнату – словно впервые её увидел. – Не помешаешь.
Вот уж спасибо… Места в этом клоповнике было раза в три меньше, чем подмосковном обиталище Верховского; из обстановки – две укрытых лоскутными одеялами кровати, кое-как втиснутая между стен мрачная громада шкафа, покрытый грязной клеёнкой колченогий стол и единственная розетка. Неработающая. Что ж, шесть лет тому назад он не смел мечтать и о таком.
– Уютно тут у вас, – вежливо соврал Верховский, нащупывая в кармане мобильный. Надо отчитаться начальству, что приехал и почти готов приступать к работе. – Водички попить не будет?