– Молодой человек, вам сюда нельзя!
Девушка в форменной телогрейке метнулась было ему наперерез, но замерла в недоумении при виде цивильной корочки.
– Что здесь случилось? – негромко спросил Яр. Кто-то из персонала обеспокоенно на него оглядывался; медики, не обращая внимания, делали своё дело.
– Девушке плохо стало, – бесхитростно пояснила сотрудница. – Н-ничего такого… Никакого криминала.
– Я посмотрю, – полувопросительно сказал Яр. – Не переживайте. Просто проверю, что всё действительно в порядке.
По тому, как служащая уткнула взгляд в дощатый пол, он понял: не в порядке. Совсем не в порядке. Хотелось отогнать навязчивый призрак свежего воспоминания, но это было бы малодушием и бесплодным самовнушением. Парень в красной куртке выписывает лихие петли на катке. Парень в красной куртке обращается в седой пепел в волшебном пламени. Он сам не помнил, на скольких успел напасть за неделю неживого существования…
Яр замер в паре шагов от медиков, низко склонившихся к пациентке. За их ярко-синими спинами отчётливо виднелся светло-сиреневый пуховик.
***
Регистраторша внимательно изучила удостоверение, сличила фотографию с нетерпеливо ожидающим оригиналом и наконец кивнула.
– Правила поведения, – негромко сказала она, протягивая Яру половинку бумажного листа, сплошь заполненную мелким печатным текстом.
Такие инструкции выдавали всем принадлежащим к сообществу посетителям отдельного лечебного корпуса. Осторожничать в разговорах, не прибегать к дару, соблюдать статью о секретности – делать всё, чтобы находящиеся здесь на лечении минусы оставались в неведении относительно того, куда, как и почему они попали. В этом здании, отделённом от главного корпуса центральной больницы полудюжиной километров, колдовские снадобья маскировали под травяные чаи, а всевозможные медицинские артефакты – под заурядное диагностическое оборудование. Пострадавшим – главным образом от рук нежити – ни к чему лишние потрясения, особенно такого характера.
По лестнице Яр поднимался с тяжёлым сердцем. Ему вообще-то не положено здесь шастать. Выпрошенный тайком от начальства допуск был, в сущности, нарушением персональной ответственности. Но и не прийти Яр не мог. Не простил бы себе.
В палате уже кто-то был. Мужчина и женщина в годах – очевидно, Катины родители. Горло железными пальцами сдавила совесть. Не только потому, что чёртову навью он заметил слишком поздно.
– Добрый день, – сдержанно сказал Яр в ответ на недоумённые взгляды. Что бы ни было на душе, посторонним об этом знать не обязательно.
– Здравствуйте, – с настороженным любопытством отозвалась женщина. Мужчина хранил молчание. – А вы?..
Яр выбрал самый безопасный ответ.
– Катин однокурсник.
Пробуя на прочность доброжелательность этих людей, он осторожно шагнул ближе к койке. Под белым одеялом угадывался хрупкий девичий силуэт. Яр хорошо его помнил, несмотря на прошедшее время. Помнил и Катину манеру спать, уткнувшись носом в подушку, по-детски подложив ладони под щёку. Он сносно научился не показывать чувств, но вряд ли когда-нибудь сможет вовсе их не испытывать.
– Как она? – спросил Яр, ещё чуть-чуть приблизившись к койке. Катя лежала неподвижно; издалека казалось, что она спит, но теперь стало видно, что её глаза широко распахнуты и бессмысленно смотрят в белый больничный потолок. – Уже есть… диагноз?
– Пока не говорят, – женщина вздохнула. Она, скорее всего, либо лгала, либо сама оставалась в неведении: не может быть, чтобы местные медики до сих пор не определились с диагностикой. – А… молодой человек, прошу прощения… Вы – Андрей?
– Нет. Меня зовут Ярослав.
Его отчего-то уязвил этот её вопрос. У него нет права ревновать или злиться. Даже если бы он всерьёз любил эту девушку, их пути слишком давно разошлись. Просто неприятно оттого, что нынешний Катин кавалер не удосужился навестить её в больние. Следует ли его найти? Рассказать?
– А-а-а, – озадаченно протянула женщина. Имя ничего ей не сказало; стало быть, Катя не говорила родителям об их короткой связи. – С-спасибо, что пришли… проведать… Только Катюша… не говорит, – сухие губы беспомощно дрогнули, будто болезненно ощущали косность слетающих с них слов. – Нам… нам говорят, пока неясно, временно это или… или…
– Понятно, – Яр кивнул, избавляя женщину от необходимости облекать в слова тревоги и боль.