– Молодец! – похвалил Виктор Сергеевич, когда Мишка наконец спрыгнул с турника и принялся растирать саднящие предплечья. – Хорош на сегодня, а то завтра совсем дохлый будешь.
– Да я нормально, – Старов виновато улыбнулся. – Это от магии… Но я привыкаю потихоньку, – он в доказательство повращал кулаком. Прежде после долгой стрельбы заклятиями по мишеням подобные движения вызывали желание взвыть.
– На праздниках не забрасывай, – строго потребовал Щукин. – Отвыкнешь – потом ещё хуже придётся.
Мишка заверил Виктора Сергеевича, что ни в коем случае не собирается бросать, и, довольный собой, побрёл в раздевалку. Когда он проходил мимо гимнастических матов, расположившиеся на них девушки недружно захихикали; Мишка огляделся по сторонам, но так и не понял, к чему относилось веселье. Должно быть, виновато было витающее в воздухе настроение.
В раздевалке поодаль от группки взмокших оперативников возился с рюкзаком Зарецкий. Мишке не хотелось с ним разговаривать. Вдоль шкафчиков Старов протиснулся к душевым; он рассчитывал, что, пока он смывает с себя пыль и пот, коллега успеет уйти, и не угадал. Безопасников в раздевалке поубавилось, но Зарецкий по-прежнему сидел на скамейке, сосредоточенно изучая экран телефона. Мишка всё никак не мог решить, как к нему относиться. Верховский отчего-то решил дать стажёру шанс, а Щукин теперь и вовсе готовит его на четвёртую категорию. Может, и прав на его счёт зубоскал Денис… Старову не хотелось ни судить, и осуждать, и он попросту предпочитал держаться подальше. Но получалось, само собой, не всегда.
– Миш, – тактично выждав, пока Старов переоденется, стажёр поднялся со скамейки и подошёл поближе, чтобы не орать через всю раздевалку. – Можешь мне помочь кое с чем? Не прямо сейчас, как время будет.
– С чем? – Мишка кое-как изобразил дружелюбие. Вряд ли обманул Зарецкого: лицемерить он никогда не умел.
– Нужно поискать в архивах старые дела, – Ярослав и не трудился делать вид, будто преисполнен приятельских чувств. Что ж, по крайней мере, он ведёт себя честно. – Моего допуска не хватает, а ты уже офицер…
– А тебе зачем? – осторожно спросил Мишка, захлопнув шкафчик. – Громов поручил?
– Нет, сам интересуюсь.
– Ты… ну… не думал, что тебе это и не положено? – напрямик спросил Старов, хмуря брови. – Не просто так же допуски придуманы.
– Не просто так, – задумчиво повторил Зарецкий. – Под ними иногда очень удобно что-нибудь прятать.
– Ты про что?
Ярослав красноречиво огляделся по сторонам.
– Давай расскажу где-нибудь не здесь. Тебя до метро подвезти?
– Не надо, – буркнул Мишка и, чтобы смягчить резкость, прибавил: – Мне сегодня в другую сторону.
– Как знаешь. Ну так что?
Старов завозился с лямками рюкзака, давая себе время на размышления. Конечно, ему совсем не сложно покопаться в архивах. Даже интересно, что такое обнаружил въедливый коллега. Но разве положено стажёру вести изыскания без ведома куратора? А Громов абсолютно точно не в курсе, иначе он бы сам нашёл для Зарецкого нужные материалы…
– Завтра расскажешь, что там такое, – решил наконец Мишка. Он первым направился к выходу; Ярослав, само собой, не отставал. – Тогда подумаю… подумаем, что можно сделать.
– Спасибо, – Зарецкий деловито кивнул.
А ведь ему и впрямь важно. Настолько, что готов хоть в нерабочее время рыться в архивах, если б только был допуск. Мишке стало слегка стыдно за то, что сам он такой глубокой любви к работе не испытывал. Или, леший знает, не любви – чувства долга… Не понимал он этого человека, как ни старался.
На следующее утро Старов явился на рабочее место на полчаса раньше положенного и, к своему удивлению, застал в кабинете не только неугомонного стажёра, но и взбудораженного Костика. Чернов корпел над какими-то распечатками, однако нет-нет да ревниво поглядывал на Зарецкого. Тот откровенно бездельничал: откинувшись в кресле, читал какой-то университетский учебник. Имел полное право, но всё равно было как-то неправильно, что он прохлаждается, пока коллега рядом работает.
– Привет, – сказал Мишка сразу обоим, пробираясь на своё место.
– Здравствуй, – покровительственно проронил Костик. Несмотря на то, что теперь они со Старовым были равны друг другу в должности, он всё равно считал себя главнее. – Ты рано.