– Привет, Томми, – сказала Арлена, обращаясь к парню за прилавком.
– Привет, Арлена, – ответил Томми.
Курц огляделся вокруг.
– Очень мило, – заметил он. – Мы уже начинаем закупать подарки к Рождеству?
Арлена провела его по узкому коридору мимо кабинок с видеомониторами, мимо туалета с написанным от руки предостережением «ДАЖЕ НЕ ДУМАЙТЕ ДЕЛАТЬ ЭТО ЗДЕСЬ«, через занавес из бус, через дверь без вывески и вниз по крутой лестнице.
В длинном, узком подвале было сыро и пахло крысиным пометом. Помещение делилось надвое невысокой перегородкой. В одной половине вдоль трех стен до сих пор стояли пустые книжные шкафы. Вторую занимали длинные щербатые столы, а в глубине стоял металлический шкаф.
– Как с запасным выходом? – спросил Курц.
– С этим все в порядке, – ответила Арлена.
Она показала ему черный вход, отделенный от видеомагазина: крутая каменная лестница, стальная дверь, выходящая в переулок. Вернувшись в подвал, Арлена отодвинула один из книжных шкафов, открывая другую дверь, запертую на висячий замок. Достав из сумочки ключ, она отомкнула замок. За дверью оказалась пустующая подземная автостоянка.
– Когда здесь размещался книжный магазин, – пояснила Арлена, – в отделе научной фантастики продавали героин. Ребятам нравилось иметь несколько выходов.
Осмотревшись вокруг, Курц кивнул.
– Телефонные линии?
– Пять. Полагаю, был очень большой спрос на фантастику.
– Пять нам не понадобятся, – сказал Курц. – Но три – это в самый раз. – Он проверил электрические розетки на полу и стенах. – Да, передай Томми, это как раз то, что нужно.
– Окон нет.
– Это неважно, – заметил Курц.
– Для тебя, – возразила Арлена. – Если все пойдет, как раньше, ты все равно будешь здесь нечастым гостем. А мне придется смотреть на эти стены девять часов в день. Я даже не буду знать, какое на дворе время года.
– Это же Буффало, – сказал Курц. – Считай, что зима.
Он отвез Арлену домой и помог перенести картонные коробки с ее личными вещами из юридических контор. Их было немного. Фотография в рамке, на которой были изображены Арлена и Алан. Еще одна фотография их умершего сына. Зубная щетка и прочая мелочь.
– Завтра мы берем напрокат компьютеры и покупаем телефонные аппараты, – сказал Курц.
– О? На какие деньги?
Достав из нагрудного кармана пиджака белый конверт, Курц отсчитал ей триста долларов пятидесятками.
– Ого! – недовольно заметила Арлена. – Этого хватит только на то, чтобы купить трубку от телефона. И то вряд ли.
– У тебя наверняка отложено что-нибудь на черный день, – сказал Курц.
– Ты берешь меня в долю?
– Нет, – сказал он. – Я беру у тебя в долг под обычный процент.
Вздохнув, Арлена кивнула.
– И сегодня вечером мне понадобится твоя машина.
Арлена достала из холодильника пиво. Не предлагая Курцу, она плеснула себе в чистый стакан и закурила сигарету.
– Джо, ты хоть понимаешь, как скажется отсутствие машины на моей личной жизни?
– Нет, – задержавшись в дверях, ответил Курц. – А как?
– Никак, черт побери.
ГЛАВА 5
Наблюдая гипнотизирующее зрелище миллионов тонн воды, перекатывающихся через зеленовато-голубой край и срывающихся в бесконечность, адвокат Леонард Майлз вспомнил то, что сказал о Ниагарском водопаде Оскар Уайльд: «Для большинства людей это оказывается вторым жестоким разочарованием медового месяца». Или что-то в таком духе. Майлз не был специалистом по Уайльду.
Майлз наблюдал водопад с американской стороны, – бесспорно, вид отсюда значительно уступал виду с канадской стороны, – но у него не было выбора, поскольку те двое, с которыми он встречался, скорее всего, не смогли бы въехать в Канаду легально. Как и большинство жителей Буффало, Майлз редко обращал внимание на Ниагарский водопад, однако это было то самое общественное место, где адвокат может встретиться с одним из своих клиентов, – а Малькольм Кибунт был его клиентом; к тому же отсюда было недалеко до дома Майлза на Большом острове. И Майлз мог не опасаться того, что случайно наткнется у водопада вечером в будний день на кого-нибудь из семьи Фарино или, что гораздо важнее, на одного из своих коллег.
– Подумываешь о том, чтобы сигануть вниз, советник? – раздался у него за спиной вкрадчивый голос, и к нему на плечо опустилась тяжелая рука.
Майлз вздрогнул. Медленно обернувшись, он увидел перед собой ухмыляющееся лицо и сверкающий бриллиантовый зуб Малькольма Кибунта. Малькольм продолжал крепко сжимать плечо адвоката, словно раздумывая, не перебросить ли Майлза через ограждение.
И Майлз знал, что ему это ничего не стоит. При встрече с Малькольмом Кибунтом у него всегда выступали мурашки, а его дружка Потрошителя он просто боялся до смерти. Поскольку последние три десятилетия своей жизни Леонард Майлз проводил много времени среди людей с положением в обществе, профессиональных убийц и торговцев психотропными наркотиками, он привык к подобным чувствам. Глядя на стоящих перед ним приятелей, Майлз не мог решить, у кого из них более своеобразная внешность: у Малькольма, негра шести футов и трех дюймов роста, атлетического телосложения, с бритой головой, восемью золотыми перстнями, шестью бриллиантовыми серьгами, передним зубом в алмазных блестках и в неизменной кожаной куртке, или у Потрошителя, молчаливого бесцветного альбиноса, с безумными глазами наркомана, похожими на отверстия, прожженные в белой пластмассе, и длинными сальными волосами, спадающими на мешковатый свитер.
– Какого хрена тебе нужно, Майлз? – спросил Малькольм, отпуская адвоката. – Заставил нас притащиться черт знает куда, мать твою!
Майлз любезно улыбнулся, подумав про себя: «Господи Иисусе, и этот сброд я вынужден защищать в суде!» Правда, интересы Потрошителя он не представлял ни разу. Майлз не имел понятия, задерживала ли его когда-нибудь полиция. Он даже не знал, как его настоящая фамилия. Несомненно, Малькольм Кибунт было имя вымышленное, но Майлз уже защищал верзилу-негра – слава богу, успешно, – в двух процессах по обвинению в убийстве (в одном случае Малькольм задушил свою жену), в одном деле по обвинению в нападении на полицейского, в одном деле с наркотиками, в одном изнасиловании несовершеннолетней, в одном обычном изнасиловании, в четырех случаях нанесения тяжких телесных повреждений, в двух поджогах и в нескольких нарушениях правил парковки автомобиля. Адвокат понимал, что это отнюдь не сделало их друзьями. Более того, он снова подумал, что Малькольм без колебаний сбросил бы его в ревущий водопад, если бы не два обстоятельства: во-первых, Майлз работал на семью Фарино, и, хотя сейчас у нее осталась только бледная тень былого величия, это имя по привычке вызывало уважение; и, во-вторых, Малькольм Кибунт понимал, что ему могут снова понадобиться профессиональные услуги Майлза.
Отойдя подальше от туристов, Майлз предложил парочке присесть на скамейку. Малькольм сел, сам Майлз тоже. Потрошитель остался стоять, уставившись в никуда. Щелкнув замками, Майлз открыл свой чемоданчик и протянул Малькольму папку.
– Узнаешь этого типа? – спросил он.
– Не-ет, – протянул Малькольм. – Но фамилия знакома, мать его.
– Потрошитель, а ты? – продолжал Майлз.
– Потрошитель его тоже не знает, – ответил за дружка Малькольм.
Потрошитель даже не взглянул в сторону фотографии. Он до сих пор еще ни разу не посмотрел на Майлза. Он не смотрел и на ревущий водопад.
– И ты поднял нас в такую рань и притащил сюда, мать твою, только для того, чтобы показать нам фотографию какого-то белого ублюдка? – спросил Малькольм.
– Он только что вышел из…
– Курц, – прервал его Малькольм. – По-немецки значит «короткий», Майлз, мой мальчик. Этот козел коротышка?
– Я бы так не сказал, – возразил Майлз. – А откуда ты знаешь, что «курц» по-немецки значит «короткий»?