С этими словами Элизабет развернулась и вышла из комнаты, даже не удостоив прощальным взглядом своего опешившего супруга. В тот же день, закончив укладывать вещи, она написала записку Чарльзу Пендльбери. В половине пятого вечера она выехала из дома на своей "вольво", нагруженной чемоданами. У почтового ящика она притормозила. Письмо уйдет с пятичасовой почтой. Послание было кратким: "Жди меня. Элизабет".
Легкий туман ложился на альпийские луга, скрывая от глаз пестреющие цветами лужайки, шале с резными деревянными ставнями, ленивых коров, неторопливо пощипывающих траву вдоль обочины и грустным взглядом провожающих проезжавшие мимо машины. Разглядеть что-либо из окна автобуса было невозможно, так что Берил переключила внимание на своего спутника. Джованни… Он сидел сейчас рядом, и они путешествовали по Австрии в компании немолодых меломанов из Эшбурна. Все это казалось Берил невероятным.
Она невольно залюбовалась его красивым профилем, густыми темными ресницами, обрамлявшими веселые карие глаза. На Джованни была дорогая кожаная куртка, которую Берил купила ему накануне их отъезда из Рима, элегантные брюки из рубчатого плиса и мягкий кашемировый свитер бледно-желтого цвета. Прогулка по магазинам, которую они совершили, с тем чтобы приодеть Джованни для путешествия, вылилась в кругленькую сумму, но Берил не было жаль ни пенни. Зато теперь Джованни был просто неотразим.
Словно почувствовав на себе ее взгляд, Джованни обернулся и с улыбкой посмотрел на Берил.
– Карина, – тихо сказал он, положив свою загорелую руку поверх ее, – ты счастлива?
– Конечно, – улыбнулась в ответ Берил. – А ты?
– О да! – радостно воскликнул он. – Замечательные люди вокруг, красивые отели, волшебная музыка и очаровательная женщина рядом – разве можно не быть счастливым?
– Я рада, – сказала Берил. – Мне хочется, чтобы ты чувствовал себя уютно.
Пока все шло гладко, размышляла она про себя. В Вене они провели несколько сказочных дней, и Джованни оказался на редкость внимательным и нежным партнером. Берил интересно было бы знать, как восприняли ее эшбурнские спутники преподнесенную им версию о том, что Джованни – студент консерватории, друг ее дочери и воспользовался возможностью присоединиться к их группе в турне по Австрии, поскольку Моцарт – его любимый композитор. Впрочем, особых пересудов по поводу его включения в группу не возникло, к Джованни все отнеслись с удивительной симпатией – особенно парочка одиноких туристок, которые, как заметила Берил, поглядывали на него с нескрываемым восхищением. На публике Джованни был очень тактичен и держался с Берил скорее как послушный племянник, нежели страстный любовник, зато по ночам… Берил затрепетала, вспомнив их ночи. За одну неделю, проведенную с Джованни, она познала такой изощренный и волнующий секс, о котором даже и не помышляла все двадцать лет замужества.
Да, Джованни был весьма экстравагантен и иногда казался просто мальчишкой, но это привносило особую прелесть в их отношения. Рядом с ним и Берил чувствовала себя молодой и даже фривольной. Сейчас они были на пути в Зальцбург, где собирались расстаться с группой и вернуться в Италию. Джованни хотел заехать в Неаполь попрощаться со своей семьей, а затем они должны были вместе отправиться в Англию, уладить там дела Берил и уже оттуда начать путешествовать по свету. Берил было приятно, что Джованни захотел познакомить ее со своей семьей. Это вселяло надежду, что его интерес к ней не чисто меркантильный. И, дай Бог, чтобы так оно и было.
А пока… Берил тряхнула головой, словно пытаясь прогнать прочь сомнения, которые все-таки посещали ее, – пока же она была счастлива, как никогда в жизни. И пусть впереди – неизвестность, но зато она познала удовольствия, которые раньше считала привилегией женщин более молодых и привлекательных, нежели она, скромная, невзрачная провинциалка.
От Джованни не ускользнула задумчивость Берил. Он крепче сжал ее руку и спросил с беспокойством:
– Карина, что-то не так? Ты нервничаешь?
– Нет, – сказала Берил, – я совершенно спокойна. Я думаю, что все складывается чудесно, Джованни, милый.
– Мне кажется, я ненавижу тебя больше, чем это вообще возможно. О Боже, оказывается, я живу с непревзойденным мерзавцем. – Леони схватила со столика фотографию в тяжелой серебряной рамке и швырнула ее через всю комнату прямо в Роба. Это была фотография их двоих, снятая в лучшие времена. Роб ловко увернулся, и она упала рядом – стекло рассыпалось искрящимися осколками по мраморному полу. – Ты ублюдок, ничтожество, – кричала Леони. – Что вообще я в тебе нашла? Ты же самое настоящее дерьмо! – В следующее мгновение в Роба уже летела тяжелая гипсовая пепельница, которую Леони подхватила с кофейного столика. Пепельница чуть-чуть не задела его голову и грохнулась на пол.
– Ради всего святого, Лео! – Роб побелел от испуга. – Ты же могла убить меня!
– А ты что думал? – прошипела она. – Ты заслуживаешь только смерти.
Роб попятился, не спуская с Леони глаз, пока она оглядывалась по сторонам в поисках очередного орудия. На полу валялась газета "Глоуб" с напечатанной исповедью Аманды. В гостиной царил беспорядок, оставленный после вечеринки, которой закончился праздничный обед, начатый в ресторане "Ла Моска". Роб все корил себя за непростительную глупость – надо же было ему принести с собой эту злополучную газету! Леони, конечно, все равно узнала бы обо всем рано или поздно, но он надеялся преподнести ей эту новость тактично, лучше всего – в постели, чтобы можно было сразу же успокоить ее, смягчить ее гнев. Но стоило Робу появиться в квартире после встречи с Джудом и Марвином, как какой-то полупьяный идиот тут же выхватил из его рук газету, воскликнув: "Взгляни-ка, Леони, ты опять на первой странице. В связи с чем на этот раз?" И вот тут-то все и началось.
Пол был усыпан битым стеклом. Это Леони в ярости швыряла в него стаканы. Сейчас в ее руках была бутылка из-под шампанского, и Леони грозно надвигалась на Роба. Он вытянул вперед руки, словно пытаясь остановить ее.
– Лео, пожалуйста, я сейчас все объясню.
– В чем дело? – усмехнулась она. – Тебе не нравится? А мне показалось, тебе по душе драки, насилие, последнее особенно, – с сарказмом произнесла Леони и какое-то время изучающе сверлила его глазами. – Знаешь, я и в самом деле всегда думала, что ты привлекателен! – сказала наконец она с отвращением. – Но сейчас вижу, что это не так, более того – ты просто омерзителен. Не думаю, что мне когда-нибудь захочется вновь увидеть тебя.
Роб вздохнул с облегчением, когда она выронила из рук бутылку и ринулась прочь из гостиной. Он последовал за ней, держась на безопасном расстоянии.
Леони открыла шкаф и достала оттуда чемодан, вышвырнув его в коридор.
– Я хочу, чтобы ты немедленно убрался вон отсюда. Я не шучу. Вон отсюда! Убирайся, ты, говнюк! Видеть тебя больше не могу. – Она достала еще один чемодан и бросила его к ногам Роба. Когда она проходила мимо него, Роб инстинктивно дернулся. – О, не бойся, – усмехнулась Леони. – Я тебя не трону. И впредь у меня не возникнет желания коснуться тебя. Не стоит ронять себя перед таким ничтожеством. Гнусным, порочным… Давай же, выматывай отсюда! – Дверь спальни с оглушительным треском захлопнулась.
Роб прошел в гостиную и налил себе большую порцию виски. Затем устроился в кресле и стал ждать. Говорить сейчас с Леони было бесполезно. Из спальни доносился шум, треск, хлопали дверцы шкафов. Постепенно все стихло. Роб допил виски и налил еще. И только через полчаса подошел к двери спальни.
– Лео, теперь ты готова выслушать меня? – спросил он, стоя в дверях и наблюдая за Леони. Она то ли полулежала, то ли полусидела на кровати, вся в подушках, безучастно уставившись в окно. На его слова она не обратила ни малейшего внимания. – Прошу тебя, Лео, я хочу поговорить с тобой.