Письмо само собой приподнялось над столешницей и резко сунулось в руки директору. Читай, мол.
Несчастного пробил озноб. Он уже видел что-то подобное в каком-то ужастике. Дальше должен отсыреть потолок, и с него закапает кровища.
— А-а, — закричал толстяк, выдираясь из кресла и опрометью бросаясь к дверям. — Ва-ва-ва.
С треском выскочил в коридор, где кроме секретарши находились два представителя сторонней компании.
— Говорящее письмо, — сказал бедняга, дико вращая глазами. — Где мои пилюли? Няня, утку.
— Ай-яй-яй, — тихонечко пробормотал кто-то тоненьким голоском, и все подумали друг на друга, что это он пробормотал. Секретарша на представителей, а представители на секретаршу…
Дустер-Завоеватель сидел на скамейке в сквере, что неподалеку от строительной фирмы, руководимой господином З., и дремал. На самом деле он вовсе не дремал, а пребывал в глубоком сосредоточении, позволяющем его астральному двойнику находиться в кабинете директора З. и говорить голосом Дустера. Двойник, поскольку астральный, виден не был, голос же был внушен, господин З. слышал его внутренним слухом. Между прочим, чтобы не было недомолвок, от неосторожного «ай-яй-яй» в приемной не удержался Уцуйка. Увидел, что сделалось с директором З., и не удержался. Дустер здесь был ни при чем.
— Гм-хм, — сказал Уцуйка из аккуратно постриженных кустов, что росли за скамейкой. — Ку-ку.
Дело в том, что на скамейке в метре от Дустера устроился молодой небритый тип в нестиранной одежонке и мешал говорить. Мало того — от него несло клопами.
Дустеру это ничуть не мешало, он в своем дурдоме приучился и не к таким ароматам.
— Ку-ку, — ответил Дустер. — Как мы его?
— Тише ты, — прошипел из кустов Уцуйка. — Услышат.
Тип, от которого, разумеется, несло не только клопами, всем телом повернулся к Дустеру. Он уже привык сидеть один, набаловался. Привык к тому, что как только он куда-нибудь приходит, другие дружно уходят. А этот, тудыть его, сидит. И с кем-то связь держит, кто прячется в кустах. Ненормальный какой-то, надо бы его потрясти. Глядишь, если при деньгах, и отвалит малость.
— Здорово, приятель, — произнес тип. — Думаешь, я глухой? Но не боись, я никому не скажу.
— Чего не скажешь? — осведомился Дустер.
— Что в кустах сидит шпион, а ты с ним ведешь переговоры.
— Ну и что, что сидит?
— Как же — шпион ведь. А может, и того хуже, террорист.
— Ты что — глупый? — сказал Дустер. — Какой же Уцуйка террорист? Какой шпион? Спятил, что ли? Это ж гном.
— Вот поросенок, — прошипел из кустов Уцуйка. — С потрохами выдал. Ну кто за язык тянет, кто тянет?
— Да ладно, — сказал Дустер. — Кто его слушать-то будет? От него как от помойки воняет.
— Щас по шее, — пообещал тип.
— Не верещи, — сказал Дустер, который был крупнее и наверняка сильнее бомжа. — Жрать хочешь?
— Хочу.
— Тогда не верещи. Где живешь-то?
— Нигде.
— Я так и знал, — сказал Дустер. — Эх ты, бедолага. Ладно, в четыре будь на этом же месте.
— Утра? — спросил захваченный врасплох бомж. Экая удача подвалила.
— Дня, дурик, — сказал Дустер. — У нас с Уцуйкой неотложное дело, к четырем должны обернуться. Пристроим тебя в одно заведение, где светло, тепло и мухи не кусают. На-ка вот, жратвы себе купишь.
Он вынул из кармана купюру и сунул бомжу, после чего встал.
Тип взял бумажку и не поверил глазам — целых сто евро.
— Это, — сказал он. — Не ошиблись, господин хороший? А то я денежку-то в карман положу, а вы полисмену на меня накапаете. Обокрал, мол. Поди отвертись.
— Не накапаю, — ответил Дустер. — А такие денежки у меня еще есть.
Пока шел разговор, к управлению фирмы подъехал микроавтобус. Из него выскочили два дюжих парня в штатском, забежали в здание и вскоре вывели господина З., который вырывался, что-то горячо доказывая, лягался, норовил укусить, и бесцеремонно запихнули в автобус.
Господин З. заверещал было, но тут раздался звук смачного удара, и он мгновенно затих. Там, в микроавтобусе, был еще третий — укротитель.
— В лоб засветили, — прокомментировал Дустер. — За этими ребятами не заржавеет.
Здоровяки шмыгнули в машину, и она быстренько укатила, поблескивая мигалкой.
— Ну, я пошел, — сообщил бомж, — а то в брюхе пищит. Так, стало быть, в четыре? Тогда я поплыл.