Что-то меня отвлекло от самокопания.
Нечто двигалось среди леса параллельно нам по обе стороны дороги. Сверхчувственно настроенное восприятие, мгновенно среагировав на уловленную опасность, развернулось сканирующим паутинным экраном-сетью во всей полноте, накрыв участок местности около километра в диаметре. Спустя какие-то доли секунды я уже обладал необходимой информацией. Множество отдельных живых особей, десятков пять. Какое-то хищное зверье, решившее выяснить, годимся ли мы им в качестве добычи. Судя по ощущениям, весьма голодное зверье.
Злыдень возбужденно тряхнул ушами, громко, с подвыванием, фыркнул, словно желая сбросить надоедливые поводья, снова повернул голову, уставившись на меня блестящим черным глазом, на этот раз – требовательно и азартно. Ему хотелось драки. Этот здоровенный черный парень ничего не боялся, жажда убийства его просто переполняла. Ему нужен был враг. И этот враг наконец появился в лесных окрестностях после долгих часов скучной скачки. Нет уж, парень, меня подобные сопровождающие тоже не устраивали, но я приму свои собственные меры. Надо сказать, что за свою жизнь я повидал немало разных страшилищ: чего стоит хотя бы лорк, хищник, до сих пор живущий в таком цивилизованном мире, как Нова-2, – свирепое, могучее создание, сплошь состоящее из клыков, когтей и панцирной кожи, взрослая особь которого способна разорвать бронированную машину. Цивилизация оттеснила этих зверюг в глубь дремучих лесов планеты, но так и не смогла уничтожить полностью даже спустя три столетия тотального истребления. Я мысленно воссоздал этот образ у себя в голове в цвете, придал твари рост, вдвое превышающий рост моего чарса, добавил адское чувство голода, нестерпимое желание поохотиться и способность к всеядности, а затем послал этот жуткий образ по ментальной паутине.
Сработало, да еще как.
Местное зверье, решившее сопровождать нас в качестве почетного эскорта, бросилось врассыпную. На всякий случай я отследил их продвижение до границ сканирующей сети и, как оказалось, не зря. Несмотря на внушенный ужас, звери не покинули нас совсем, просто держались теперь на почтительном расстоянии. Вероятно, эта местность служила им привычными охотничьими угодьями, и они не желали так просто сдаваться. Что ж, пока они не будут приближаться, меня это устроит.
Двадцать минут, отпущенные на глобулу Сароны, давно прошли, и когда я вернулся на волну сиглайзера, то меня ждал сюрприз. Здесь следует кое-то пояснить. Дело в том, что сиглайзер можно подстраивать под настроение и без программного меню, для этого лишь надо знать об этом. Пожелаешь – и аппарат займется подбором мелодии самостоятельно. Дружинница знать этого не могла, но вслед за отзвучавшей Сароной теперь звучала одна из глобул Шоларса – «Песнь Фанриетты, история о потерянной любви» (мощная композиция, глубоко воздействующая на подсознание). Музыка глобул заставляет переживать так, как если бы эта история случилась именно с вами, вдобавок глобулы Шоларса сопровождаются особенно яркими картинами происходящих событий и развивающихся взаимоотношений главных героев композиции. Я удивленно покосился на сотницу, но не стал ей мешать. Похоже, вошла во вкус. Как бы она ни пряталась за своим безразличием, тема любви ее все-таки волновала. Как и всякую нормальную женщину.
Так мы и неслись некоторое время среди утреннего, пропахшего тишиной леса, внося разлад в лесной покой грохотом копыт, пока я не почувствовал, что в нашем маленьком отряде не все ладно.
Эмоции эрсеркерши вдруг словно сорвались с цепи. Закружились в причудливом хороводе снежной метели, замерли фотосрезом, стеклянисто оплыли. Ею целиком завладело потрясение, навалилось на нее, как многотонный камень, и я ощутил, как сминается ее воля, словно мягкий воск, как темнеет разум, словно костер, заливаемый сильным холодным дождем.
Я резко повернулся. Взгляд Онни остекленел, по щекам текли слезы. Грудь судорожно вздымалась, словно ей не хватало воздуха. Я наклонился, хотел сорвать сиглайзер, но в последний момент передумал. Столь резкий переход никуда не годился. Я поступил иначе – сделал свой заказ. Расслабляющее, успокаивающее темпа. Глобула для глубокой медитации. Десять минут.
Через некоторое время заострившиеся от внутреннего напряжения черты лица Онни Бельт смягчились, испытанное потрясение, сгустившееся в душе черным давящим комком, начало постепенно рассасываться. А когда темпа закончилось, я запустил боевой марш Скорпионов, наемников с Сонгердана. Взбадривает весьма неплохо, по себе знаю…
Так и произошло. Взгляд женщины прояснился, слезы высохли. Она целиком пришла в себя и какое-то время рассеянно смотрела перед собой на несущуюся под копыта дорогу, уже адекватно реагируя на реальность. Я отвернулся, не желая ей мешать в эту минуту. Щит равнодушия смело с ее души, словно его и не было, он остался только на лице. Но ее спокойное лицо не могло меня обмануть. Я чувствовал ее неловкость и стыд за проявленную передо мной слабость, свойственную женщине, – и не спешил со словами утешения, понимая, что сделаю только хуже. Наконец «неистребимая» повернулась ко мне, задумчиво взглянула, молча сняла сиглайзер с виска и передала мне.
Верховые звери несли нас дальше, не интересуясь нашими проблемами. Я не лез к ней с вопросами, а она не торопилась делиться впечатлениями. Я и так знал, что ей понравилось общаться с сиглайзером, но она все еще была сильно напугана и уже не очень-то и рада, что согласилась на этот эксперимент. Я немного перестарался, предоставив сиглайзер неподготовленному и непосвященному человеку, но я не мог предугадать, что она сумеет сделать заказ под настроение. И еще я чувствовал, что мой аппарат произвел на нее сильное впечатление. В любом случае, ее пробудившаяся от спячки эмоциональность нравилась мне больше, чем то показное равнодушие, с которым она сопровождала меня от самого Сияющего. Сиглайзер привычно устроился на моем виске, но я не торопился копаться в полученном слепке с мозга Онни, пока система не закончит информационную адаптацию. Да и вторгаться в глубоко личное мне показалось сейчас несколько… неэтичным, преждевременным. Злоклятая щепетильность опять подняла голову. Ничего, главное, что память Онни у меня была и картину гибели Валигаса я еще просмотреть успею…
Почувствовал всплеск внимания со стороны эрсеркерши, я безотчетно повернул голову. Теперь она смотрела на меня совсем по-другому – пристально, оценивающе, задумчиво. Мягче. От былого равнодушия не осталось и следа. Ее неожиданный вопрос застал меня врасплох:
– Ты любил когда-нибудь? По-настоящему?
Глубоко же я ее задел, если она решилась спросить об этом меня, не просто постороннего, чужого ей человека, а чужака из совсем другого мира. Я не стал ломаться, придумывая ответ. Просто кивнул:
– Да. Я и сейчас… еще люблю. Наверное.
– Почему же ты оставил ее?
Я ответил прежде, чем сообразил, что же она сказала:
– Она оставила меня раньше… Постой, как ты догадалась?
– Обычно в наш мир попадают те, кто не имеет привязанностей в своем.
– Интересная мысль…
– Она погибла?
Я внезапно разозлился. Не люблю, когда кто-либо касается этой наболевшей темы. Но сдержался, ответил спокойно:
– Просто ушла… давай поговорим о чем-нибудь другом.
– Ты знал Остина Валигаса? Ты был его другом?
– Нет, я никогда не видел его лично. Я знаю его отца.
– Он и просил тебя его отыскать?
– Да.
– Как же тебе удалось… Я хочу сказать, что в наш мир люди из-за Сферы попадают только случайно…
– Долго объяснять. Извини. Лучше скажи, как тебе музыка сиглайзера.
– Эта музыка не для нашего мира, – задумчиво проговорила Онни. – Такая музыка способна убивать и исцелять. Я была не готова к чему-то подобному… Я забыла, кто я такая и где нахожусь, а это опасно.
Глубокомысленное замечание.
– В чем-то ты права, музыка сильная. Но в моем мире такая музыка привычна…
– Лысуны! – вдруг резко крикнула сотница, встрепенувшись, словно гончая, почуявшая дичь. – Надо прибавить ходу, эти твари могут доставить нам множество неприятностей!