Вперед! Вперед! Быстрей, быстрей! Танков уже не слыхать.
Нельзя отрываться от передовых отрядов. По бокам от моей роты идет вторая рота нашего батальона и рота другого полка, вклинивается и минометная рота. Так и перемешаться недолго. Вот эти сопки, где граница? Или это другие? Они здесь как близнецы, не отличишь.
13
СОЛДАТ ГРАНИЦЫ
Алексей и Костя снаряжали диски к автоматам, и Алексей чувствовал, как у него подрагивают пальцы. Взглянул на Костю — и у того руки дрожали. Да и как не волноваться, когда только что, на боевом расчете, им объявили: они входят в состав штурмовой группы. На боевом расчете не дашь воли чувствам, хотя все написано на лицах, зато после команды начальника заставы: "Разойдись!" — шумок поднялся немалый. А как тут промолчать, если одним посчастливилось, другие же «баранку» получили! «Баранку», ноль, заработали те, кто останется на заставе, ребят можно пожалеть: не пофартило. Счастливчики будут штурмовать японский кордон, среди них он, Алексей Маслов, и его дружок Костя Рощупкин, ура! Расходясь с боевого расчета, счастливчики «ура», конечно, не кричали, но хлопали друг друга по плечу, поддавали кулаком в бок: "Повоюем!" А получившие «баранку» чертыхались или пасмурно роняли: "Чем мы хуже?" — но расчет произведен, кто куда обозначено. Все понимают это, однако шумок утих не сразу, хотя начальник заставы быстренько ушел в канцелярию, — возможно, чтобы не слышать обиженных.
Да, пограничник — что-нибудь значит! Чтоб потом можно было сказать: "Я тоже повоевал в Великую Отечественную". А то что же выходило? Иные отбухали на фронте четыре годочка, а пограничники Забайкалья и Дальнего Востока? Немногие из них уехали на запад, когда в сорок втором формировались дивизии из пограничников. Понятно, на японской границе нас держали не зря, и все-таки точило: на фронт не пускают, так хоть когда-нибудь тут отыграться. Дождались…
— Костик, послушай! Сколько охраняли границу, а нынче сами перейдем ее, — сказал Алексей. — Надо за все рассчитаться с самураями…
— Будь спокоен, рассчитаемся, — отозвался Костя. — Ведь они у меня брата убили на Халхин-Голе. Как вспомню, сколько они зла причинили нам, аж сердце закипает… Да и не только нам…
А китайцам? А другим народам, которых поработили?
— Скорей бы уж начиналось!
— Теперь скоро…
— Письмо бы успеть написать матери…
— После напишешь, Алеша. Когда на той стороне побываем.
Интересней письмо будет!
— Это верно!
Но все же он начал писать письмо в Ленинской комнате. На листке из ученической тетради вывел бледно-лиловыми, будто выцветшими, едва просохли, чернилами: "Дорогая мама!" — и задумался. Окна в Ленинской комнате были приотворены: в одно наносило речную свежесть, во второе — теплый смолистый дух леса; смешиваясь, онп рождали тепло-холодные сквознячки.
Доносило и голоса: дежурного, повара, связиста, остающихся на заставе, и тех, кто пойдет ночью на маньчжурский берег, — они дымили в курилке, возле конюшни, там и милый друг Костя Рощушлш. А некурящий Алеша Маслов уединился в Ленинской комнате. "Дорогая мама…" Ну, о чем написать? О своих мыслях и чувствах перед, вероятно, решающим событием в его жизни? Не напишешь, военная цензура не пропустит.
Голоса остающихся на заставе и уходящих на операцию, точнее сказать, в бой, смешивались, как прохладно-теплые сквознячки, и Алексею стало как-то тревожно. Именно эта тревожность и заставила его написать еще две фразы: "Прежде всего сообщаю тебе, что у меня все по-прежнему. То есть все в порядке".
Маслов вздохнул и еще дописал: "Жизнь моя идет нормально.
Надеюсь, что и у тебя все хорошо и благополучно…" Волосок попал в перо, последнее слово смазалось. Алексей вытащил волосинку и положил ручку рядом с письмом. Он сидел, втянув голову в худые плечи — левое было выше, — вскинув брови, словно удивившись, — и левая была выше, — взъерошивал вьющиеся волосы, коротко подстриженные, поглаживал мягкий раздвоенный подбородок. Может, и действительно удивлялся: сколько ждали этого срока, и вот он наступил. Сейчас пока еще мирные, предвоенные часы. А потом штурм, потом бой, потом война. Как только пограничники снимут погранполицейские посты и расчистят путь, на тот берег начнут переправляться полевые войска. Силища, скопившаяся в окрестных лесах и перелесках. Тайги тут нет, она севернее, а здесь, на участке Даурского отряда, леса скудны, к югу же вообще голые ковыльные сопки, знаменитые даурские степи. Как поется: "По диким степям Забайкалья…" Людей и технику кое-как замаскировали в перелесках, распадках, на скатах сопок.