— Что случилось, господин майор? Вам плохо?
Майор выходит из оцепенения и отвечает ему:
— Тревога, Ганс, тревога! — И поспешно направляется в ресторан.
Портье вспоминает наконец обо мне и с изысканной любезностью говорит:
— Мне очень жаль, но майор фон Пфлюг у нас в отеле не проживает.
«Огорченный», я благодарю и выхожу на улицу. Сделав несколько шагов, останавливаюсь напротив окна ресторана и смотрю, что происходит за стеклами. Несколько офицеров-летчиков поднимаются с недовольным видом и собираются уходить. Итак, люди генерала Герштенберга тоже подняты по тревоге. К чему бы это? Может, какие-то изменения произошли на фронте под Яссами?
На другой стороне улицы томится в ожидании мой таксист. Обе передние дверцы машины распахнуты, потому что слишком жарко. Я закуриваю сигарету, но вовремя вспоминаю, что таксист не выносит дыма, и раздраженно засовываю сигарету в карман. Потерять водителя с машиной в такое время мне совсем ни к чему. Пусть уж лучше ворчит, дуется, но дело свое делает. Без него мне — никуда!
Мы садимся в машину одновременно. Он со вздохом, я — с мыслью о том, что происходит сейчас в тишине гостиницы. Но разве там что-нибудь происходит?
Водитель включает зажигание и обращается ко мне с беспокойством в голосе:
— Не сердись, уважаемый, но больше я с тобой не могу ездить.
Смотрит, как я отреагирую. Я весь негодование.
— Как это так? Я тебя предупреждал с самого начала, что это надолго.
— Надолго ли, нет ли, какое мне дело? Я хочу домой поскорей попасть… Боязно мне, в городе что-то неладно…
У меня тоже такое впечатление, именно потому-то я и не могу его отпустить.
— Ну-ну, — говорю я миролюбиво, — брось-ка шутки шутить.
— Какие шутки? Ты знаешь, что во дворе главпочтамта делается? Там целая рота — весь двор забит. Что им там нужно, а? Что скажешь? Какого дьявола они там собрались? Может, ты знаешь?
— Откуда мне знать? — Я пожимаю плечами, изображая полное неведение.
Он продолжает разглагольствовать:
— Не знаешь? Ну так я сам тебе скажу, если тебе неизвестно! Они оттуда возьмут и ударят по немцам, которые в гостинице сидят!.. Не сейчас, конечно, а погодя, с темнотой. Как стемнеет, так и жахнут!
Уф! Уж эта мне шоферня! Все-то они знают, во всем» то разбираются… А может, мне очень повезло, что я случайно уселся рядом с этим великим стратегом?
— Да брось ты, дружище! Зачем им это делать, если мы союзники?
Шофер сразу же замолкает, как в скорлупу прячется. Должно быть, думает, что слишком далеко зашел со своей стратегией.
Мы проезжаем мимо полицейской префектуры. На Каля Викторией полно людей, терраса Дома офицеров тоже заполнена посетителями. Но это меня уже не интересует. Мы едем на следующий объект — центральную телефонную станцию.
— Остановись-ка у Национального театра.
Водитель снова начинает проявлять беспокойство:
— А где еще потребуешь остановиться? Можешь мне толком объяснить, чего мы ездим? Зачем тебе театр понадобился? Он же все равно закрыт. Ты приезжий, что ли?
— Я тебе показал удостоверение. Там написано, откуда я.
Остановив машину там, где сказал я, он тоже выходит. О господи, идет за мной, чтобы посмотреть, куда я вхожу! Да, я его заинтриговал. Но если он меня бросит, то плохи мои дела. Другое такси мне схватить уже не удастся.
Вхожу в здание телефонной станции через вращающуюся дверь. В зале со множеством окошечек народу мало, тишина. Ничего подозрительного. Вдруг кто-то берет меня за локоть. Вздрагиваю от неожиданности, резко поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Мироном Попа — это один из наших. Он в гражданском, как и я. Отводит меня в сторону, и только тут я замечаю, как он взвинчен. Глаза у него горят.
— Бану, здесь что-то происходит… — шепотом заговорщика сообщает он. — Я получил приказ не покидать объект и наблюдать возможные передвижения немецких военных подразделений, находящихся поблизости от телефонной станции… Пока у нас мир, но… — Он окидывает многозначительным взглядом огромный зал и снова берет меня за локоть: — Думаю, что немцы что-то задумали… Как бы они на нас не напали…
Ну и дела! А ведь, возможно, он прав. Сейчас ситуация позволяет предполагать самое невероятное. Я же видел, как офицеров Герштенберга собрали по тревоге, — значит, немцы действительно что-то задумали.
— Что это тебе в голову пришло?
— «Что, что»! — обижается Мирон. — Соображай: директор телефонной станции отдал приказ отключить все аппараты у немцев. Уловил?