Наконец мы попадаем в просторный кабинет. Из-за массивного письменного стола поднимается воинственного вида солидный полковник, видимо рано постаревший. Нос, занимающий большую часть лица, слегка деформирован, без сомнения, прямым мощным ударом. Что-то в его внешности кажется мне знакомым. Маленький, тревожный сигнал вспыхивает в моем мозгу. Нужно непременно вспомнить, откуда я его знаю. Может быть, где-то встречались?
Герштенберг устало опускается в кресло, оставив фуражку на ближайшем столе, и приглашает полковника сесть, сказав ему:
— Дорогой Руди, перед тобой лейтенант Курт…
Ясно, моей фамилии он уже не помнит. Я ловлю его вопросительный взгляд и говорю, щелкнув каблуками:
— Лейтенант Курт Грольман!
— Садитесь! — разрешает мне генерал.
Я робко присаживаюсь на одно из кресел — на то, что ближе к двери, но так, чтобы все же не дать возможности полковнику без помех изучать мое лицо. Я представился, он же, однако, своей фамилии не называет. На стене за его спиной висит военная карта Балкан.
Герштенберг продолжает фразу с того момента, где он ее прервал, направляя взгляд теперь уже на полковника:
— Дорогой Руди, лейтенант Курт Грольман… Посмотрите-ка на него хорошенько, видишь, как он похож на немца? Но в действительности это просто румынский шпион.
Генерал разражается смехом, а я проглатываю спазматический комок, перехватывающий мне горло.
ИГРА В ПИНГ-ПОНГ
Хладнокровие — вот качество, которое больше всего необходимо разведчику. Герштенберг, конечно, рассчитывает на мою реакцию, внезапно меня «разоблачив». Внутри я весь холодею, но, несмотря на неожиданность атаки, ничем себя не выдаю. Генерал, впрочем, недолго веселится. Успокоившись, он даже извиняется.
— Простите, ради бога, лейтенант. Это связано скорее с тем, что я намереваюсь вам предложить… Да, да, думаю дать вам задание, и довольно серьезное…
Он дружески улыбается, даже слишком дружески, не забывая о том, что я всего лишь «лейтенантишка», в то время как он — глава военно-воздушной миссии третьего рейха в Румынии. При данных обстоятельствах почтительное молчание с моей стороны — святое дело.
— Руди, лейтенант Грольман родился в Сибиу, хорошо знает румынский. Что ты скажешь, если он…
Уже второй раз Герштенберг не заканчивает фразу, и она повисает в воздухе. А жаль! Он это делает, несомненно, из осторожности. Не следует его недооценивать. Я имею в виду те несколько лет в Варшаве и в других местах, где он был разведчиком. Думаю, что у него на счету больше разведывательных акций, чем вылетов.
Полковник (если бы Герштенберг назвал его по фамилии, я бы скорее сообразил, где мы с ним встречались) хмурит лоб. Глаза его зажигаются, как и у шефа. Для него невысказанные намерения Герштенберга, возможно, не таят загадки.
— Руди, этот молодой офицер, я думаю, уже сегодня нам пригодится.
Полковнику я, видимо, не очень нравлюсь. Он продолжает приглядываться ко мне. Я поспешно вынимаю носовой платок и начинаю промокать пот на лбу, пытаясь, насколько это возможно, помешать ему разглядеть черты лица. Загримирован я хорошо, но маска Грольмана все же меня давит.
— Вы думаете о… — решается полковник на ответ-полуфразу.
— Да! — восклицает Герштенберг, довольный, что его наконец поняли.
Будь на моем месте знаменитый Лоуренс, английский шпион времен первой мировой войны, и то, думаю, он не понял бы, о чем идет речь в этом диалоге.
Недоброжелательный, а может, просто усталый взгляд полковника снова испытующе устремляется на меня. Неужели что-то унюхал? Ему ведь мое лицо тоже может быть знакомо. А вдруг он спросит, где мы виделись? Пока что он подвергает сомнению мое знание румынского. Герштенберг обращается ко мне с тем же выражением удовольствия на лице:
— Как вы считаете, Грольман, румынский вы хорошо знаете?
— Я говорю как прирожденный румын, — отвечаю я с достоинством и на всякий случай начинаю: — Прошу вас, господин генерал, извинить меня, но… видите ли… я давно уже должен был появиться в части… в Плоешти…