— Роксана дала мне понять, что в последнее время Владу изменился… не в лучшую сторону… Стал придирчивым, раздражительным… грубым. Ведь она согласилась уехать из Констанцы, потому что всегда испытывала глубокое уважение к людям романтических профессий… Как раз ради человека такой профессии она оставила родной город, родных и обрекла себя на «добровольное изгнание», как она говорила. Но «романтик» Владу как-то слишком быстро превратился в «чудовище».
Я чувствую себя уязвленным.
— Она так и сказала — на «добровольное изгнание»?
Лика решительно кивает:
— Да, обрекла себя на «добровольное изгнание» ради любви к «одинокому летчику» Михаю…
— Она, наверное, намекала, что Владу поддерживает связь с другой женщиной?
— Да, и это было камнем преткновения! Мне неудобно было спросить напрямик, сама она тоже прямо не сказала… Но мой муж может подтвердить, что Владу довольно долго жил с этой аптекаршей из Н. и даже обещал на ней жениться.
Ну и дела! И все на мою голову. Почему я должен всем этим заниматься? Я кто, исповедник или офицер контрразведки?
Бросаю взгляд на лейтенанта Грама: он стоит понурив голову и, наверное, терзается за жену. Мне становится жаль его.
— Спасибо вам обоим, — говорю я.
Лика направляется к выходу, но вдруг останавливается на полпути:
— Товарищ майор, женщины наверняка будут одолевать меня расспросами. Что я должна им отвечать?
Лика спрашивает об этом потому, что на лекциях для семей личного состава нашей части я всегда обращал внимание женщин на необходимость не распространяться о том, что происходит в части… В первую очередь я имел в виду, конечно, вопросы служебного порядка, связанные с секретностью объекта… Можно ли рассматривать семейную ссору как служебную тайну? Военный секрет? Ведь в жизни случается, что кто-то из супругов покидает семейный очаг. В данном случае я считаю, что лучше всего говорить правду.
— Если будут вопросы, — говорю я и значительно подчеркиваю: — если будут… можешь рассказывать то же, что и мне. Иначе начнутся догадки, переходящие в домыслы, и в конце концов из мухи сделают слона.
Супруги Грама выходят и закрывают дверь. Я остаюсь один в чужой квартире и чувствую себя неловко среди чужих вещей… Телефон стоит на столике возле телевизора. Звоню командиру части. Он нетерпеливо выслушивает мой доклад и недовольно говорит:
— Вот, пожалуйста, попробуй сохрани теперь звание лучшей части…
Следующий звонок — начальнику отдела контрразведки дивизии. Он еще на службе. Из груди его вырываются хрипы, вызванные длительным курением и нетерпением. Под конец он говорит:
— Та-ак, Фэникэ… Давай-ка подумаем, могла ли куда-нибудь уйти пешком Роксана Владу? Только до железнодорожной станции, чтобы сесть на поезд, верно? До станции пятнадцать минут ходу… Куда еще? На вокзал в Н.? Но туда не так-то просто добраться пешком. Тем более что автобус она уже не застала бы. Правильно я рассуждаю? Значит, единственное, что она могла сделать, это выйти на шоссе и остановить какую-нибудь машину. Какой водитель не остановится, чтобы подбросить такую симпатичную женщину? Что ты скажешь?
Что я скажу? Первое, что я вам мог бы сказать, товарищ полковник, так это то, что нечего нам совать нос в их семейные дрязги… Пусть этим занимаются те, кому положено.
— Ну, что молчишь, Фэникэ?
Стимулируемый воображением полковника, я напрягаюсь, чтобы представить себе путь Роксаны Владу до шоссе и оттуда дальше… Ясно одно: куда бы она ни делась, ее должен был кто-нибудь заметить…
— Может быть, на шоссе ее ждала машина?
— Ага, видишь?! А если сам Владу за ней приехал?!
— Товарищ полковник, разрешите мне кое-что уточнить, — предлагаю я, осененный внезапным предположением.
— Разрешаю. Только оставь кого-нибудь в квартире Владу, чтобы посидели у телефона — вдруг кто позвонит… И если до завтрашнего дня от Владу не поступит никаких сигналов, я объявлю розыск… Очень опасаюсь, товарищ майор, что на нашем горизонте вырисовывается дезертирство. Нужно смотреть правде в глаза и быть морально готовыми к весьма неприятным событиям.
Легко сказать «быть готовым»! Какой позор падет на часть!
НЕ ОДИН СЮРПРИЗ, А ЦЕЛЫХ ДВА
Полковник Мареш произнес в нашей телефонной беседе слово, которое режет слух любого кадрового офицера: дезертирство. Связать поступки летчика Михая Владу с чем-то таким представляется мне полным абсурдом. И тем не менее ничем не объяснимое отсутствие Владу на военной службе автоматически подводит его под соответствующую статью закона. Командование части должно всегда знать, где находится тот или иной офицер. Вопреки очевидным фактам я не могу смириться с мыслью, что Владу нарушил присягу и забыл, каковы могут быть последствия.